Читать «Антропный принцип» онлайн - страница 19

Вадим Пугач

Послание Р. Кожуху

Я впускаю вас в подобье земного рая…

П. Барскова

Наш долгий разговор из рытвин и колдобин

Становится пути загробному подобен.

И скромный огонек над кухонной плитой

Иных огней и плит напоминает облик,

И вот, вторгаясь в текст по праву запятой,

Зловеще на стену отбрасывает проблик.

Наш долгий разговор с ухаба на ухаб

Становится как путь. Не дальше от греха б,

А в омут головой и прямиком по центру.

Но темен запредел, и в лабиринте фраз

Напрасно я ладонь о камень этих стен тру:

Невиданный тупик подстерегает нас.

Наш долгий разговор о подлом и о горнем

С макушки заводя, заканчиваем корнем,

В хтоническую грязь, как пальцы в пластилин,

Погрузимся. Ага. Мы не отсюда родом —

Нам нужен вождь не вождь, не то что властелин,

Скорее проводник по этим переходам.

Скорее, проводник! И вот уже возник

Какой-то полувождь и полупроводник,

И нас почти тошнит от этакого полу-.

Но мы уже бежим, с одышкой, вперехлест,

И тусклый полусвет от фонаря по полу

Высвечивает вдруг его собачий хвост.

В зубах фонарь несет, как дымовую шашку,

И жирной ляжкой бьет свою другую ляжку,

Но в вязкой полутьме не видно, что за зверь.

Чьи ляжки? Что за хвост? Не Кербера, так черта,

Но мы спешим за ним, и наконец на дверь

Наткнулись. Да, она. И надпись полустерта.

«… жду навсегда», – гласит. Кого? Ужели нас?

Сим изречением вельми ужален аз,

Да, грешный, смертный, да, но не теперь, не здесь же!

Но бас проводника ползет по бороде:

– Не время, так, должно, какой-то шут заезжий

Начало стер, а там как раз «Оставь наде…»

Оставим же ее, как оставляли всюду

Таланта и судьбы разбитую посуду.

Что эта надпись нам? Не русский, не латынь,

Неведомый язык, который всем понятен.

Распахиваем дверь – а там звезда Полынь

И трупный блеск ее невыносимых пятен.

«Лишь за то на свете повезло мне…»

Я ломаю слоистые скалы…

Ты и во сне необычайна…

А. Блок

Лишь за то на свете повезло мне,

Что не лез в начальники. Взамен

Отбывать мне век в каменоломне

И ломать не камни, а камен.

Из художеств покрика и свиста,

Из прыжков пижонских на краю,

Из вальсирующего Мефисто

Извлекаю музыку мою.

Жажду из неверного колодца

Утолив, не утерев губы,

Спящая красавица проснется

И пойдет отсчитывать столбы.

Но пока в симфонии инферно

Европейский слышится напор,

Спит она. И видит сны, наверно,

Положив под голову топор.

«Я не выйду навстречу сирене…»

Я не выйду навстречу сирене,

Я лишился машины в оттенках

Полудохлой, недужной сирени

На облупленных детских коленках.

Я не выйду, так что ж ты завыла,

Изымая меня из постели?

Или то от полночного пыла

Водосточные трубы свистели?

Эта душная музыка, вой ли

Так и липнет рубахой нательной.

Разве знала ты, спавшая в стойле,

Как отец задыхался в Удельной?

Как хрипел на промокшей кровати,

Ужимался до точки прицела,

Все отчетливей и угловатей

Кадыком выступая из тела?

Ты ведь продана, да? Но постой уж,

Я не дам тебе кости и супу,

Но скажи, отчего же ты воешь,

Как собака по свежему трупу?

Вздрогнет груда железного лома,

Пустячок, комментарий к надгробью,

И она отъезжает от дома,

Тарахтя характерною дробью.