Читать «Великолепная двадцатка: архитектура Москвы и зачем она была» онлайн - страница 10

Проживается – кем? Люди не приняли те смыслы, которые выразили наши двадцать героев, русские архитекторы малоизвестны, не входят в мировые рейтинги, не слишком уважаются российскими интеллектуалами, бизнесом и властью. Но они-то эти смыслы пережили. Это был уже не исторический, а их личный смысл жизни, ну пускай только творческой жизни, хотя некоторые из них искренне смешивали жизнь и творчество. Им не удалось найти формулу для современников, но это не только их проблема, а и современников тоже.

Возьмем авангард. В чем был смысл этого проекта? В преобразовании жизни, настолько радикальном, что здания побеждали силу тяготения, взлетали над землей и мыслились как первые шаги в движении человечества в принципиально новое, не вполне земное существование. Удалось ли выполнить этот проект? Нет. Но каждый конкретный проект обретает смысл не в общем пафосе, но как исполненный жизни и неповторимый эпизод. Человечество в целом не взлетело, но при этом оно невероятно взлетает в каждом проекте Леонидова или Мельникова. И это остается.

Возьмем сталинскую неоклассику. В чем был смысл этого проекта? В попытке соизмерить жизнь XX века с классической традицией, найти вечный язык архитектуры, который равно бы подходил и для античности, и для Ренессанса, и для эпохи атомной бомбы, и для будущего тоже. Вообще-то это не настолько абсурдно, как кажется на первый взгляд, – скажем, есть язык геометрии, который не меняется уже несколько тысячелетий, – они хотели найти что-то настолько же абсолютное. Я бы, правда, сказал, что архитектура в этом случае вообще перестает быть искусством и становится видом науки, где есть один правильный способ решения задачи, а все остальные – галиматья. Типологически так понятая классика не отличается от строительства пятиэтажек, но классицизмы иногда впадают в такое состояние – вспомните Булле, Леду и Grand Prix de Rome. Удалось ли реализовать этот проект? Разумеется нет. И если мы проследим путь Ивана Жолтовского от палаццо Тарасова до довольно-таки безумного проекта панельного хладокомбината, украшенного барочными картушами, или путь Ивана Фомина от дачи Половцева до нелепого Дома правительства в Киеве, или путь еще кого-либо из неоклассиков первого ряда, то мы несомненно придем к выводу, что это бы опыт исторического поражения.

Им не удалось сделать, что они хотели. Но честно сказать, мне лично сами попытки абстрагироваться от окружающего расстрельного пейзажа и выстроить Абсолют или на снах Пиранези, как у Фомина, или на пропорциях Гете и Гильдебрандта, как у Жолтовского, долго казались единственно возможной стратегией достойной жизни в России.

И точно так же, я лично считаю, что достижение обоих исторических смыслов постсоветского пространства – и сделать из России Европу, и попытаться преодолеть травму коммунизма – это задачи вполне себе героические, и из того, что победить невозможно, вовсе не следует, что сражаться не нужно.

Сто лет назад Максимилиан Волошин нарисовал впечатляющий пейзаж России: