Читать «Столыпин. На пути к великой России» онлайн - страница 99

Дмитрий Струков

Мы знаем, как замедлился процесс преобразований после гибели Столыпина в 1911 г. Государь тогда оказался вынужден фактически в одиночку продолжать реформы. Но что произошло бы со страной, останься Столыпин на вершине власти один, без «легкого тормоза»? С какой ускоренной силой закрутилось бы тогда колесо реформ? К каким опасным последствиям мог привести страну такой реформаторский эксперимент? Вполне можно допустить, что евреи получили бы полную гражданскую свободу, помещичье землевладение – обложено прогрессивным налогом, а в государственном аппарате страны началась бы радикальная структурная перестройка. Однако и общество, и само государство были не готовы к подобным переменам: новые формы заполнялись либо старыми кадрами, либо политически незрелым элементом. Такая перестройка страны, не сопровождаемая изменениями в духовной сфере, в нравственном сознании человека неизбежно вызвала бы мощную волну реакции, которая наряду с появлением незрелой государственной силы могла привести к скорому падению реформатора и еще большей деформации проводимого им курса. В качестве примера можно привести кадровую ошибку премьера с назначением на должность киевского губернатора А.П. Веретенникова. По приезде в сентябре 1906 г. в Киев Веретенников сразу же потребовал от чиновников вступить в партию, признающую лишь самодержавие. Осуществляя массовые аресты, не сообразуя их с реальными возможностями пенитенциарных учреждений, новый губернатор вызвал перегрузку местных полицейских отделений. Арестованных были вынуждены спешно освобождать, а полиция от такого режима работы быстро распустилась, потеряв охоту к службе. Но самое главное, непродуманность и непоследовательность действий местных властей вызвала в городе рост революционных настроений. Генерал-губернатор В.А. Сухомлинов в личном докладе Столыпину ходатайствовал об удалении Веретенникова, и тот был переведен на должность костромского губернатора[445].

По словам Сухомлинова, Столыпин при кадровых назначениях испытывал недостаток прогрессивно мыслящих представителей молодого поколения. До Столыпина проблеме преемственности правительственных кадров особого внимания не уделялось, и молодые либералы и земские деятели встали в открытую оппозицию ко всему, что было связано с Министерством внутренних дел[446]. Столыпин пытался сломать эту стену отчуждения, предлагая оппозиции включиться в преобразовательный процесс, однако эти смелые шаги могли привести в центральный аппарат политический элемент, который еще больше расшатал бы государственное управление. Николай предвидел подобную опасность и потому был более осторожен. Он считал недопустимым политику соглашательства с теми, кто так или иначе будет продолжать свою подрывную деятельность против самодержавия. Когда Столыпин стал затягивать переговоры с оппозицией по вопросу снятия депутатской неприкосновенности с фракции социал-демократов, обвиненных в подготовке мятежа, Николай твердо выразил премьеру свою волю: немедленный разрыв. Диалог с оппозицией государь не отвергал, но считал, что общественным деятелям был дан шанс к сотрудничеству с властями, однако они от этого шанса отказались. В то время как Столыпин вел переговоры с либеральными общественными деятелями о вхождении их в правительство и заверял, что стремится «удержать государя от впадения в реакцию», Николай II говорил министру финансов В.Н. Коковцову, что никогда не совершит «скачок в неизвестность». И хотя формирование правительства исключительно из общественных деятелей также не входило в планы Столыпина, все же он шел в переговорном процессе дальше государя[447]. Из-за чего накануне роспуска II Думы ему даже пришлось оправдываться в затягивании переговоров. «Верьте, Государь, – писал он тогда Николаю, – что все министры, несмотря на различные оттенки мнений, проникнуты были твердым убеждением в необходимости роспуска, и колебаний никто не проявлял. Думе дан был срок, она законного требования не выполнила и по слову Вашему перестала существовать»[448].