Читать «Савва Морозов: Смерть во спасение» онлайн - страница 278

— Господи, Иисусе Христе! Прости наши прегрешения. прости и помилуй!

— Помилую, помилую, раб Божий. Живи во здравие.

Опять нервный срыв? Опять видение?

Нет, помешали.

— Доктор? Когда это кончится? Уберите Крачковского, Андрееву, Савинкова, наконец! Вкруг кровати толпой толкутся.

— Гм. Придется убирать. Не было бы передозировки? Но ведь клин — клином. Пейте, Савва Тимофеевич. Время коньяков прошло. Теперь время моей бурды. Пейте. Вот вернется Зинаида Григорьевна — сегодня же увольнения попрошу. Лучше в жандармы сразу.

— Да вы разве не в жандармах?

— Ах, Савва Тимофеевич! Во всем вам надо дойти до корня. А как до кореньев‑то доберетесь — древо окажется гнилым. Кого винить в том?

— Самого себя. Себя, доктор.

— Ну не надо уж так. Все же получше?

— Лучше. Я опять двухлетним несмышленышем себя чувствую. Никаких крестов дубовых, никакихзабастовок, жандармских лекарей, партийных побирушек. Зачем двухлетке побирушки? Отдохните, доктор. Я тоже отдохну.

Он нетерпеливо перебрался на кровать. Доктор Селивановский покачал головой и ушел в свою комнату. Савва третий — или четвертый? — его озабоченности не заметил. Своя забота съедала душу. Свои, уже поднадоевшие, мысли.

«Что есть жизнь? Говоря высоким штилем, стремление к какому‑то вечному идеалу. А проще — с карачек встать на ноги, во весь человеческий рост. Да, но пути к этому высшему идеалу закрыты от нас смертью. Идеал неистребим. Значит. существует же бессмертие?!

Смерть должна быть не мукой и ужасом, а лишь обычным физиологическим отправлением. Я! Я, человек, лишь вправе определять, когда мне уходить из этой проклятой жизни. переходить в жизнь вторую. пятую. десятую. Мой организм должен сказать: пора! Это ведь так просто — как есть, пить, рожать детей. Если поразмыслить, никуда мы деться не можем. Что‑то же передается моему наследнику? Ученые бездельники даже посчитали: в организм внука переходит примерно лишь одна тристашестидесятитысячная триллионной части того вещества, которое находилось в бренном теле деда. Умом не вообразить? Но этого вполне достаточно, чтобы устанавливалось поразительное фамильное сходство. Значит, я, окончивший два университета, не что иное, как Савва Васильевич, не умевший даже расписаться! Мы переходим через годы и века, как вода через песок. Иначе откуда все эти призраки прошлого? Мне все чаще снится дед, которого я почти и не знал. Торопит он меня? Едва ли. Просто видит, слышит через толщу лет, что жизнь загнала меня в угол. Сам‑то он согнулся бы, как стальной, напружиненный аршин?.. Вот то‑то, внук несуразный. Не согнешься и ты, если даже и восхочешь. Кровь дедовская, запавшая в тебя даже малой частицей, все равно взыграет. Радуйся, несчастный! О чем тебе тужить? Не потому ли так радостно переходили в мир иной святые? Верили ведь, что после векового передыха все равно возвратятся в грешный земной мир. Очищенные, как святая водица незабвенного химика Менделеева! Не нравится, правда, что меня торопят, но что делать. Такова жизнь. эта первая, самая грешная. Может, и хорошо, что под руку подталкивают. Иначе вовек не соберешься. Всю жизнь был легок на подъем, а тут заржавели и ноги, и руки, особенно правая‑то? Что я сказал: "Отдохните, доктор, я тоже отдохну". Правильно. В вечность надо скакать верхом на кровати — не на кабардинце же. Охотник? Какая теперь охота! Не с ружьем — хоть с малым браунингом. Если стал двухлетним Савенком, ружье тяжело; такая вот никелированная игрушка полегше.»