Читать «Джоанна Аларика» онлайн - страница 160

Юрий Григорьевич Слепухин

— Вообще здорово нас надули. Они говорили, никакой войны и не будет, вот что они говорили. А нас возле Гуалана так шарахнули, что мы и не заметили, как границу обратно перескочили… Только под Копаном и очухались!

Шли медленно — торопиться было некуда ни вооруженным, ни безоружному. Сколько уже прошли? Половины пути еще нет. Наверное, около трети. А что если просто отскочить в сторону, и… Нет нельзя Пристрелят, от автоматов не убежишь… даже если будут стрелять наугад.

— Народ здесь сволочной, вот в чем дело. Недаром наш сержант говорит, что гватемалец хорош только в дохлом виде И пограбить некого… одна рвань.

— Есть и побогаче, но тех трогать нельзя, — зевнул правый. — Говорят, сторонники демократического режима. А вообще народ здесь паскудный, упрямый народ, это ты прав.

Педро оскалил зубы от удовольствия и беззвучно засмеялся, хотя в его положении человеку обычно не до смеха. Не до смеха и ему, но нельзя не посмеяться над тоном, каким сказаны эти слова, — тоном разочарованным, почти обиженным. «Упрямый народ!» А вы что же думали, потаскухины дети, что вас здесь с музыкой встретят?

— Вот позавчера, ребята рассказывали, привезли в казармы одну девку. Не знаю, кто она такая была, говорят, вроде писательница или что-то в этом роде. И чего от нее хотели, тоже не знаю. Их сперва вывели, семь человек, и шестерых кокнули тут же, а ее оставили. Вроде приказ пришел, в последнюю минуту. После ее допрашивал сам Нарваэс…

— Нарваэс? Этот умеет.

— Вообще-то умеет. А вот тут не сумел! Такая, говорят, оказалась упрямая да живучая, просто беда. Так ничего с ней и не вышло… Уже под вечер вытащили во двор и пристрелили, тем дело и кончилось. И ведь подумать: ну, был бы еще мужчина, а то девка…

Педро слышал все это до последнего слова. Что речь идет о его тюремной приятельнице, сомневаться не приходилось: ее взяли позавчера, она была писательницей, и увел ее именно Нарваэс.

За четверо суток совместного заключения они сдружились, она рассказала ему свою историю, и с того момента, когда ее увели, Педро не находил себе места от тревоги за ее судьбу. Он все время старался убедить себя в том, что с Хуанитой не случится плохого; то, что он сейчас услышал, буквально оглушило его, как удар грома. Оглушило и одновременно — как молния зажигает сухое дерево — воспламенило весь запас ненависти, который уже месяц накапливался в его сердце.

Дальнейшее произошло без участия рассудка. Рассудок мог бы здесь только помешать: начни Педро думать, взвешивать шансы, он едва ли решился бы напасть. Но голос осторожности ничего не успел сказать, заглушенный призывом мести. Не рассудок семнадцатилетнего паренька, ученика из авторемонтной мастерской, а его кровь, кровь потомка воинов Текум-Умана, определила в эту секунду его действия. Педро придержал шаг — ровно один, чтобы не промахнуться; правая рука молниеносным движением скользнула за пазуху, сомкнув пальцы на рукоятке ножа; и в тот же миг все его тело, подобно спущенной пружине, стремительно развернулось влево, на мгновение сосредоточив все полтораста фунтов своего веса в куске отточенной стали. Конвоир издал негромкий всхлипывающий звук и стал падать, цепляясь руками за воздух; вырвав у него автомат, Педро бросился с насыпи, не чувствуя боли от шипов, раздирающих одежду и тело.