Читать «После всего: Стихи 1920-1942 гг.» онлайн - страница 24

Ирина Николаевна Кнорринг

Глядишь на звезды взором вдохновенным С откинутой красивой головой. Тревожно мыслишь о судьбе Вселенной: «Ведь, в сущности, не знаем ничего! И из каких таинственных расчетов Явился воздух, и тепло, и свет?..» — А у меня сейчас забота — Куда поставить твой велосипед?

1931

«Просто, без слез и проклятий…»

Просто, без слез и проклятий, С горстью наивных стихов, В стареньком ситцевом платье, В темной тоске вечеров, С запахом лука и супа, В кухонном едком чаду — Женщиной слабой и глупой Тихо к тебе подойду. И без упрека и стона Острую боль заглушу. Снов твоих страшных не трону И ни о чем не спрошу. Все, что копила годами, Молча отдам навсегда. И заструятся над нами Незолотые года…

1931 (Из сборника «Окна на север», 1939)

Ночью

Два будильника ночью стучат, Четко слышен двойной перебой. Тянет левую руку с плеча Притупленная, нудная боль. На полу — неподвижная рябь, За окном — мертвый свет фонаря… Где-то Богом забытый корабль Укачали чужие моря. Где-то долго гудит паровоз В черном холоде мертвых полей, С усыпляющим ритмом колес, С переливом призывных огне. Утомленная память легка, Память медленно клонит ко сну… Где-то в небе скользят облака, Закрывая над крышей луну. В неподвижной, таинственной мгле Умирают большие слова, Два будильника там, на столе… Но зачем же их все-таки два? И над горечью счастья и слез, Над сомненьем — любовью — тоской — Где-то в детстве гудит паровоз, Далеко, далеко, далеко…

1931

«Я знаю, как печальны звезды…»

Я знаю, как печальны звезды В тоске бессонной по ночам И как многопудовый воздух Тяжел для слабого плеча. Я знаю, что в тоске слабея, Мне темных сил не одолеть, Что жить во много раз труднее, Чем добровольно умереть. И в счастье — призрачном и зыбком, — Когда в тумане голова, Я знаю цену всем улыбкам И обещающим словам. Я знаю, что не греют блестки Чужого яркого огня; Что холодок, сухой и жесткий, Всегда преследует меня… Но мир таинственно светлеет, И жизнь становится легка, Когда, скользя, обхватит шею Худая детская рука.

1932 (Из сборника «Окна на север», 1939)

Поэту

Так бывает: брови нахмурив, Зверем смотришь по целым дням. Отвращенье к литературе, И в особенности — к стихам. Ненасытная злоба к фразам, К разговорам о пустяках, Да к шатаньям по Монпарнасам, Да к сиденьям — в кабаках. И кому это только нужно, Чтоб от споров ночей не спать. Ведь полезней сготовить ужин, Чем пустые стихи написать. Скажут мне: «Не единым хлебом…» Но без хлеба не проживешь. Вся земная тоска по небу Вековая, большая ложь… — Ты бы лучше занялся делом, А не вылущенным стихом. Ты бы встал на рассвете белом Да в метро побежал бегом. И работал, работал, работал… Целый день в жестоком труде, Не отмахиваясь от заботы, От земных, от священных дел. Не гнушался бы скромным заданьем, Не витал бы в бездне времен, Лучше — каменщик, строящий зданье, Чем хранящий тайну масон. …Но, устав от последней тревоги, Подойдя к последней черте — Снова чтенье стихов о Боге, О бессмертье, о красоте.

1932