Читать «Супергрустная история настоящей любви» онлайн - страница 137

— Я ужасно хочу рисовать, но я ничего не умею, — говорила Юнис.

— Наверняка умеешь, — ответил Джоши. — У тебя такое чувство… стиля. И экономность. Достаточно на тебя посмотреть!

— Одна училка в колледже говорила, что у меня получается, но она просто была лесба.

— ОБМ, давай ты прямо сейчас что-нибудь набросаешь?

— Да ни за что.

— Абсолютно. Давай. Сейчас бумагу принесу. — Он кулаками оттолкнулся от дивана, вскочил и помчался в кабинет.

— Стойте, — крикнула ему вслед Юнис. — Ужас какой. — Она обернулась ко мне. — Я боюсь рисовать, Лен. — Но она улыбалась. Они разыгрались. Напились. Она ринулась за Джоши, и я услышал резкий молодой вскрик — толком не разобрал, чей. Я перешел на диван и сел на место Джоши, впитывая тепло моего господина. Темнело. За окном маячили водонапорные башни и голые стены когда-то высоких зданий, что тянулись до стеклобетонного задника строительства по берегам Хадсона. Мой эппэрэт терпеливо отчитывался о ценах на недвижимость и сравнивал их с БКГШ-Лондоном и Шанхаем. Я прижал к губам бутылку вина, затопил организм ресвератролом и понадеялся, взмолился: пусть к обратному отсчету моей жизни прибавится еще несколько лет. В гостиную вернулся Джоши.

— Она не разрешила смотреть, — сказал он.

— Она правда рисует? — спросил я. — Руками? Не на эппэрэте?

— Еще как, корешок! Ты что, собственную подругу не знаешь?

— Она со мной ужасно застенчивая, — сказал я. — И КТС, Гризли, уже никто не говорит «корешок».

Джоши пожал плечами:

— Молодость есть молодость. Молодая речь, молодая жизнь. Кстати, как твой водородный показатель?

Она вышла, красная, но счастливая, прижимая альбом к груди.

— Не могу, — сказала она. — Это глупость. Я все порву!

Мы, как полагается, запротестовали, заглушая друг друга громом баритонов, а Джоши застучал кружкой по кофейному столику, точно охрипший студент на собрании братства. Застенчиво, однако не без кокетства, позаимствованного, надо полагать, из старых телесериалов про женщин на Манхэттене, Юнис Пак протянула Джоши альбом.

Она нарисовала обезьяну. Резуса, если я не ошибся. Выкаченная седая грудь, длинные уши как сердечки, совершенно черные лапки изо всех сил цепляются за ветку, на макушке седой завиток, на лице гримаса, выдающая игривый ум и удовольствие.

— Как точно, — сказал я. — Как подробно. Ты посмотри на эту листву. Юнис, ты замечательная. Я поражен.

— Да уж, Лен, она тебя один в один сняла, — сказал Джоши.

— Меня? — Я снова вгляделся в обезьянье лицо. Красные потрескавшиеся губы и буйная щетина. Утрированный нос, кончик и переносица блестят, к голым вискам тянутся ранние морщины; кустистые брови, которые сойдут за отдельных существ. Если посмотреть под другим углом, если передвинуть альбом в полутень, вместо удовольствия в полноватом обезьяньем лице читалось желание. Это был мой портрет. В виде макаки-резуса. Влюбленной макаки-резуса.