Читать «ОН. Новая японская проза» онлайн - страница 201

Завидя четырех гостей из клуба «Сальвия», свернувших в коридор откуда-то слева, Кадзама склоняется перед ними в поклоне. Они уже облачились во фраки, редкие волосенки напомажены чуть ли не до самых корней.

— Ишь, как валит! — замечает один из них мимоходом; его глаза за стеклами очков смотрят мимо Кадзамы.

«Откуда этот приторный запах ванили?» — думает Кадзама и тут же замечает в руке у гостя сигару. Табачные листья покрыты белесым налетом; тонкой лентой колышется в воздухе дымок, словно сперма в ванне с горячей водой.

В зале уже полно членов клуба. Танцы начались с «Ча-ча-ча». Ужин сегодня до восьми, и в столовую можно наведаться в любое время. На столах в зале приготовлены закуски и напитки — вино, пиво. В насыщенном ароматами воздухе уже трудно дышать. Под сверкающими люстрами скользят танцующие пары. Кадзама, удостоверившись в безупречной гладкости пола, оглядывается. Току застыл возле музыкальной аппаратуры, и с перекошенным ртом пялится на Кадзаму. Что он там углядел?

Кадзама обозревает зал и на вчерашнем месте обнаруживает Мицуко. То же голубое с серебром платье, та же сверкающая заколка из горного хрусталя в крашеных черных волосах. «Не забыть, с меня и Току шесть тысяч причитается в счет возмещения убытков». Ее фигуру иногда накрывает тень танцующей пары, иногда видно ее всю, вместе с черными очками и улыбающимся ртом. Выражение лица совершенно слабоумное. Рядом стоит Ёсико и часто часто кланяется гостям.

Начинает звучать медленный вальс «Эдельвейс». Пары теснятся в центре зала, но постепенно их круг расширяется. Эта неразбериха всякий раз напоминает Кадзаме утреннюю суету в начальных классах.

Лихо закручивает штопором подол своего платья хозяйка гостиницы. Ее партнер, разумеется, Такэмура. Платье на ней голубое с золотыми блестками. Мрачная ухмылка застыла на лице Такэмуры; впечатление такое, будто ему в макушку загнали длинный кол, но, вопреки всему, он продолжает, сжимая хозяйку в объятиях, вести ее в вальсе.

Кадзама останавливает тележку у стола, расставляет на нем бокалы, водружает ведерко со льдом. За его спиной — музыка, шелест и шорох платьев, перестук каблуков. Вряд ли найдется желающий пригласить Мицуко танцевать. И его-то с души воротит. Чувствуя, как время от времени летящий подол скользит сзади по его ногам, он продолжает сервировать столы. Мысль пригласить на танец старуху в черных очках иногда всплывает в голове и неизменно отзывается мурашками где-то в области поясницы.

«И все-таки я с ней потанцую. Пусть все решат, что служащий гостиницы пожалел семидесятилетнюю старуху. Возьму иссохшую руку этой дряхлой йокогамской потаскухи и опять услышу про то, как от меня воняет черными яйцами, про мужа, умершего от рака, про захолустное кабаре, где кто-то назвал ее ангелом. Полный бред! И сам поинтересуюсь тем убийством в предместье, расспрошу про глазные болячки — мол, глаукома это или катаракта, и от чего она слепнет — от диабета или, может, от сифилиса; разузнаю, зачем она омывалась в источнике, уж не перед исповедью ли у отца Хосе, которому она должна покаяться в том, что когда-то торговала собой, а деньги посылала некоему Брогарду… Да он ли это танцует с сумасбродной старухой в черных очках здесь, в почти занесенной снегом деревенской гостинице на горячих источниках? Пожалуй…»