Читать «ОН. Новая японская проза» онлайн - страница 190

— «Бордолино»?

— Как же! В той комнате, где циновки, не пьют. Оказалось, белую доску! Спросишь зачем? Президент этой «Сальвии» надумал на доске одну из танцевальных фигур изобразить: быстрый поворот, пробежка…

Такую фигуру Кадзама запомнил еще по урокам Такэмуры, тот даже схему шагов тогда рисовал. Кадзаме все это показалось полным идиотизмом, и по дороге домой он скомкал рисунок и зашвырнул его под насыпь. А сколько часов он провел, наблюдая все эти шажки и повороты! От одного воспоминания тошно делалось.

— Видал эту странную старуху? Солнечные очки носит и, похоже, впала в детство.

— Солнечные очки? Мне не до того было. Там такой шум стоял, что заказы трудно расслышать.

— Только что телеграмму отбила. В Аргентину.

— В Аргентину?!

У Току глаза лезут на лоб, он роняет пепел с сигареты, которой размахивал в такт внутренней мелодии, под которую двигался даже сидя на стуле; ловким движением гитариста он стряхивает пепел со своего фрака.

— Ну, точно, ненормальная. Потрясающе! Ты бы ее на танец пригласил, то-то был бы восторг!

Току смеется собственной шутке, поблескивают серебряные коронки на коренных зубах.

Кадзама застегнул пуговицы на манжетах сорочки, приладил галстук-бабочку и зацепил крючок. Достал с полки тюбик с гелем, выдавил чуть-чуть на ладонь, натер руки. Потом с отвращением, будто его с ног до головы водой окатили, провел ладонями по волосам, гладко укладывая их назад; они заблестели, отражая лампы дневного света.

«Вылитый черный таракан», — подумал Кадзама.

— Хару ушла?

— Нет, видно, сегодня в ночь дежурит. Ее к ванным приставили. Скоро и Танака явится.

Танака — второй сын владельца бензозаправки Такэнокура — шесть лет назад считался, пожалуй, лучшим правым крайним в Косиэн. По всему Кадзама должен бы по телевизору в Токио видеть его первые матчи, но его игра ему совершенно не запомнилась. В свои двадцать три года Танака производил впечатление туго сжатой пружины, и в «Миноя» только он один умел по-настоящему зажигательно танцевать «латину».

Над раковиной в глубине комнаты Кадзама смыл с рук остатки геля. За овальным оконным стеклом в металлической раме клубилась тьма. Свежий снег налип на раму, очертив белым контур окна. Он протер запотевшее стекло, и за ним встала тусклобелая ночь. Казалось, что особенно густо снег валил под уличным фонарем, свет которого придавал снеговым шапкам на деревьях, гостиничной вывеске, камням у крыльца странные, причудливые очертания. «Прямо-таки белый морок», — подумал Кадзама.

— Ну, я пойду потихоньку, — Току поднялся. Глотнул чая из кружки, прополоскал рот.

По внутреннему телефону Кадзама связывается с кухней, подтверждает заказ на вино и шампанское, потом гасит в служебке свет. Белизна за окном свидетельствует о сильнейшем снегопаде, «Миноя» постепенно утопает в снегу. По потолку мечутся черные тени от стола и шкафа — это пылает огонь в керосиновой печурке, которую зимой никогда не выключают. Пламя пульсирует, и тени то сгущаются, то становятся почти прозрачными, а окно уже совсем залепило белым снегом.