Читать «Закат и падение Римской империи. Том 7» онлайн - страница 175

Эдвард Гиббон

Великодушие христианских монархов оказалось и сдержанным, и запоздалым; но лишь только Константинополю стала грозить опасность осады, Константин завел с владетелями Архипелага, Морей и Сицилии переговоры о присылке самых необходимых подкреплений. Еще в начале апреля пять больших кораблей, снаряженных и для торговли и для войны, были готовы отплыть из Хиосской гавани, но их задерживал ветер, упорно дувший с севера. На одном из этих кораблей был вывешен императорский флаг, а остальные четыре принадлежали генуэзцам; они были нагружены пшеницей и ячменем, вином, оливковым маслом и овощами, а важнее всего было то, что на них были посажены солдаты и матросы для обороны столицы. После утомительного ожидания наконец подул с юга легкий ветерок, а на другой день поднялся сильный ветер, который и пронес этот флот через Геллеспонт и Пропондиту; но город уже был окружен и с моря, и с сухого пути, а стоявший у входа в Босфор турецкий флот растянулся от одного берега до другого в форме полумесяца для того, чтоб перехватить этих отважных греческих союзников на пути или, по меньшей мере, для того, чтоб отразить их. Читатель, у которого в памяти географическая карта Константинополя, поймет и оценит по достоинству величие этого зрелища. Пять христианских кораблей подвигались вперед при радостных возгласах экипажа со всей скоростью, какая была возможна при совокупном действии парусов и весел, а у неприятеля, на которого они намеревались напасть, было триста судов; городской вал, лагерь и берега Европы и Азии были усеяны бесчисленными зрителями, с тревогой ожидавшими результатов прибытия этих важных подкреплений. С первого взгляда могло показаться, что исход борьбы не подлежит никакому сомнению; на стороне мусульман было неизмеримое превосходство военных сил, и благодаря своей многочисленности и храбрости они неизбежно одержали бы верх, если бы была тихая погода. Но их флот, построенный на скорую руку и кое-как, был создан не народным гением, а произволом султана; когда турки находились на вершине своего могущества, они сознавали, что если Бог предназначил им владычествовать на земле, то он предоставил владычество на морях неверующи, а ряд поражений и быстрый упадок их могущества засвидетельствовали основательность этого скромного сознания. За исключением восемнадцати довольно сильных галер их флот состоял из открытых шлюпок, которые были плохо построены и дурно управлялись, были наполнены солдатами, но не имели пушек, а так как мужество зарождается в значительной мере от сознания силы, то самые храбрые из янычаров могли превратиться в трусов, когда им пришлось бороться с незнакомой для них стихией. В христианской эскадре пять больших и высоких кораблей управлялись искусными кормчими, а их экипаж состоял из итальянских и греческих ветеранов, издавна научившихся преодолевать трудности и опасности мореплавания. Они старались топить или разгонять слабые суда, преграждавшие им путь; их артиллерия громила все, что показывалось на поверхности волн; они обливали греческим огнем, тех противников, которые осмеливались приближаться к ним с целью абордировать их, а ветер и волны обыкновенно берут сторону тех моряков, которые всех искуснее. Во время сражения императорский корабль едва не был взят неприятелем и был обязан своим спасением генуэзским кораблям, а турки, напавшие сначала издали, а потом на более близком расстоянии, были два раза отражены со значительными потерями. Сам Мехмед стоял на берегу верхом на коне; он возбуждал в своих подданных мужество своими возгласами и своим присутствием, обещанием наград и тем, что наводил на них еще более страха, нежели неприятель. Выражениями своего гнева и даже своими телодвижениями он как будто старался подражать сражавшимся, и, точно будто считая себя властителем природы, пришпоривал своего коня, бесстрашно и безуспешно пытаясь устремиться на нем в море. Его упреки и раздававшиеся из лагеря возгласы побудили оттоманов предпринять третье нападение, которое было еще более для них гибельно и более кровопролитно, нежели два первых, и я должен привести свидетельство Франца (хотя и не могу вполне ему верить), который утверждает со слов самих турок, что они лишились в этот день более двадцати тысяч человек. Они в беспорядке укрылись у берегов Европы и Азии, между тем как христианская эскадра с торжеством и беспрепятственно проехала вдоль Босфора и стала безопасно на якоре внутри загороженной цепью гавани. В самоуверенности от победы христиане хвастались, что против них не устоят все военные силы турок, а турецкий адмирал, или капитан-паша, получивший тяжелую рану в глаз, находил для себя некоторое утешение в том, что выдавал эту рану за причину своего поражения. Балта-Оглы был ренегат из рода болгарских князей; его военные дарования были запятнаны непопулярным пороком корыстолюбия, а неудача считается за достаточное доказательство вины и под деспотизмом монарха, и под деспотизмом народа. Его высокое звание и прошлые заслуги не предохранили его от Мехмедова гнева. Четыре раба разложили капитан-пашу на земле в присутствии султана и дали ему сто ударов золотым прутом; он был осужден на смертную казнь и восхищался милосердием султана, который удовольствовался более легким наказанием — конфискацией и ссылкой.