Читать «Закат и падение Римской империи. Том 7» онлайн - страница 140

По его примеру Италию знакомили с греческой литературой многочисленные эмигранты, нуждавшиеся в средствах существования и если не принадлежавшие к разряду ученых, то, по меньшей мере, хорошо знавшие греческий язык. Жители Фессалоники и Константинополя, покидавшие свою родину из страха, который наводили турки, или из желания избавиться от турецкого ига находили убежище в свободной стране среди любознательного и богатого итальянского населения. Собор познакомил Флоренцию со светилами греческой церкви и с оракулами Платоновской философии, а соглашавшимся на соединение двух церквей выходцам приписывалась та двойная заслуга, что они отказывались от своего отечества не только для пользы христианства, но и для пользы католицизма. Патриот, который жертвует своей партией и своей совестью из расчета на личные выгоды, все-таки может обладать семейными и общественными добродетелями; вдали от своей родины он не слышит оскорбительных названий раба и вероотступника, а уважение, которое он приобретает среди своих новых единомышленников, восстанавливает его личное достоинство в его собственных глазах. За свою благоразумную податливость Виссарион был награжден кардинальским достоинством; он поселился в Италии на постоянное жительство; этого греческого кардинала и номинального Константинопольского Патриарха там чтили как главу и протектора его нации; свои дарования он употреблял в дело в качестве легата в Болонье, в Венеции, в Германии и во Франции и даже едва не был выбран конклавом на кафедру св. Петра. Его высокое церковное звание придавало особый блеск его литературным заслугам и трудам; его дворец был вместе с тем и школой; всякий раз, как кардинал появлялся в Ватикане, его сопровождала многочисленная свита из греческих и латинских ученых, которые и сами знали себе цену, и пользовались общим уважением и произведения которых покрыты в настоящее время пылью, а в свое время были и популярны, и полезны. Я не буду перечислять всех тех, кто содействовал в пятнадцатом столетии восстановлению знакомства с греческой литературой, и считаю достаточным с признательностью назвать имена Феодора Газы, Георгия Трапезундского, Иоанна Аргиропула и Димитрия Халкокондила, преподававших свой национальный язык в школах Флоренции и Рима. Их труды ни в чем не уступали трудам Виссариона, в лице которого они чтили кардинальское достоинство и счастливая судьба которого была предметом их тайной зависти. Но эти грамматики вели скромный и уединенный образ жизни; они уклонились от прибыльной церковной карьеры, их одежда и нравы отдаляли их от светского общества, а так как они довольствовались заслугами ученых, то им приходилось довольствоваться и наградами за такие заслуги. Только Иоанн Ласкарис имел право на исключение из этого общего правила. Его красноречие, благовоспитанность и происхождение от императорского дома расположили к нему французских монархов, и ему нередко поручали заниматься в одном и том же городе и преподаванием и ведением политических переговоров. И по обязанности и из личных интересов эти ученые занимались изучением латинского языка, а некоторые из них достигли того, что могли говорить и писать на чужеземном языке плавно и изящно. Но они никогда не могли отстать от закоренелой привычки гордиться своим отечеством; предметом их похвал или, по меньшей мере, их уважения были только их национальные писатели, которым они были обязаны и своей славой, и своими средствами существования, и они иногда выражали свое презрение к латинским писателям в непристойных рецензиях или сатирах, в которых нападали на поэтические произведения Вергилия и на риторику Туллия. Эти преподаватели были обязаны своим положением тому, что свободно говорили на живом языке, а их первые ученики не были способны заметить, в какой мере они уклонились не только от теоретических познаний, но и от практических приемов своих предков. Введенное ими неправильное произношение было изгнано из школ здравым смыслом следующего поколения. Они не понимали значения греческих ударений, и те музыкальные звуки, которые были в аттических устах и для аттического слуха тайной причиной гармонии, были в их глазах точно так же, как и в наших собственных, не более как безмолвными и лишенными всякого смысла знаками, излишними в прозе и стеснительными в стихах. Их грамматические познания были основательны; они объяснили своим ученикам содержание драгоценных отрывков Аполлония и Геродиана, а их трактаты о синтаксисе и этимологии хотя и лишены философского направления, но до сих пор полезны для тех, кто изучает греческий язык. Во время раззорения византийских библиотек каждый беглец хватался за какую-нибудь частичку сокровища, за какой-нибудь экземпляр старых сочинений, который иначе мог бы совершенно пропасть; они снимали с этих экземпляров многочисленные копии руками трудолюбивых переписчиков, иногда отличавшихся изяществом своего почерка, а самый текст они исправляли, объясняя его или своими собственными комментариями, или комментариями более старых схолиастов. Латинский мир познакомился не с духом греческих классиков, а с буквальным смыслом их произведений; красоты слога исчезают в переводе; но Феодор Газа благоразумно выбирал самые солидные произведения Аристотеля и Феофраста, в которых излагалась натуральная история животных и растений и которые послужили обильным источником основательных опытных знаний.