Читать «Закат и падение Римской империи. Том 7» онлайн - страница 138

Эдвард Гиббон

Знание, которого тщетно старался достигнуть Петрарка, было приобретено его другом, творцом тосканской прозы Боккаччо благодаря счастливому стечению обстоятельств и трудолюбию. Этот популярный писатель, обязанный своею репутацией сборнику забавных и любовных рассказов — "Декамерону", имеет более основательное право на ту заслугу, что в Италии было восстановлено изучение греческого языка. Один из учеников Варлаама по имени Лев или Леонтий Пилат, отправлявшийся в 1360 году в Авиньон, был задержан на пути советами и гостеприимством Боккаччо, который поместил этого чужеземца в своем доме, выхлопотал для него у Флорентийской республики ежегодную пенсию и посвятил часы своего досуга занятиям с этим первым преподавателем греческого языка в западных европейских странах. Внешность Льва могла бы оттолкнуть самого ревностного ученика: он носил плащ философа, походивший на плащ нищего; его наружность была отвратительна; его лицо было покрыто черными волосами; он носил длинную бороду, которую никогда не расчесывал; его обхождение было грубо; характер у него был мрачный и непостоянный, а своей манере выражаться он не придавал привлекательности ни красотой, ни даже ясностью латинских оборотов речи. Но в его уме хранился богатый запас греческой эрудиции. Он был одинаково хорошо знаком с историей Греции и с ее баснословными преданиями, с ее философией и с ее грамматикой и объяснял поэмы Гомера в флорентийских школах. По его указаниям Боккаччо сделал тот буквальный перевод прозой "Иллиады" и "Одиссеи", который удовлетворил любознательность его друга Петрарки и который в следующем столетии, быть может, служил тайным руководством для латинского перевода Лоренцо Валлы. Из рассказов Льва тот же Боккаччо собрал материалы для своего трактата о происхождении языческих богов, который считался в то время продуктом необычайной учености и который был усеян описаниями греческих нравов и цитатами из греческих писателей с целью вызвать удивление и похвалы со стороны самых невежественных читателей. Первые шаги на пути к просвещению всегда бывают медленны и трудны: во всей Италии нельзя было насчитать более десяти почитателей Гомера, а к этому списку не могли прибавить ни одного имени ни Рим, ни Венеция, ни Неаполь. Но число учащихся, без сомнения, увеличиось бы, и они стали бы делать более быстрые успехи, если бы неусидчивый Лев не отказался, по прошествии трех лет, от своего почетного и доходного места. При проезде через Падую он остановился на короткое время у Петрарки, который восхищался его ученостью, но был основательно возмущен его мрачным и неуживчивым нравом. Недовольный всеми столько же, сколько самим собой, Лев не умел ценить того, что имел, и переносился воображением к отсутствующим лицам и предметам. В Италии он был фессалийцем, в Греции — калабрийским уроженцем; среди латинов он обнаруживал пренебрежение к их языку, религии и нравам, а лишь только прибыл в Константинополь, стал вздыхать о богатой Венеции и о роскошной Флоренции. Его итальянские друзья оставались глухи к его докучливым просьбам; расчитывая на их любознательность и снисходительность, он вторично пустился в путь, но при входе в Адриатическое море его корабль был настигнут бурей и несчастный профессор был поражен молнией в то время, как, подобно Улиссу, привязал себя к мачте. Человеколюбивый Петрарка пролил слезу при известии об этом несчастии, но он более всего озаботился розысками, нельзя ли спасти из рук матросов какой-нибудь экземпляр произведений Эврипида или Софокла.