Читать «Закат и падение Римской империи. Том 7» онлайн - страница 127

Эдвард Гиббон

Несмотря на то что положение самого Палеолога было крайне бедственное, его дружбы искали обе западные церковные власти, а изворотливая предприимчивость монарха одержала верх над свойственными республикам нерешительностью и упорством. Базельские декреты постоянно стремились к ограничению папского деспотизма и к учреждению верховного и постоянного церковного трибунала. Евгений тяготился этим игом, а желание удовлетворить греков могло служить благовидным предлогом для перенесения мятежного собора с берегов Рейна на берега По. Отцы церкви утратили бы свою независимость, переехав на другую сторону Альп; они неохотно соглашались на перенесение собора в Савойю или в Авиньон, но в Константинополе воображали, что эта страна и этот город находятся далеко за Геркулесовыми Столбами; император и его духовенство боялись длинного морского переезда и были оскорблены высокомерным заявлением собора, что после уничтожения новой ереси богемцев он искоренит и старую ересь греков. Со стороны Евгения все отзывалось кротостью, уступчивостью и уважением, и он приглашал византийского монарха исцелить своим присутствием еретические заблуждения и латинской церкви, и восточной. Находящаяся вблизи от берегов Адриатического моря Феррара была предложена местом их дружеского свидания, и при помощи обмана и кражи был добыт подложный декрет собора, одобрявший перенесение его заседаний в этот итальянский город. В Венеции и на острове Кандия были снаряжены для переезда девять галер; они были готовы прежде базельских кораблей; римскому адмиралу было приказано жечь, топить и уничтожать корабли соперников, так что эти священнические эскадры могли столкнуться в тех самых морях, где Афины и Спарта когда-то оспаривали одна у другой славу первенства. Палеологу докучали две политические партии, постоянно готовые вступить между собою в открытую борьбу из-за обладания его особой, и он не решался покинуть свой дворец и свои владения для такого опасного предприятия. У него были свежи в памяти отцовские советы, а здравый смысл должен был внушить ему убеждение, что раздираемые внутренними раздорами латины никогда не будут заодно отстаивать интересы чужеземца. Сигизмунд не советовал пускаться на это несвоевременное предприятие, и его нельзя было подозревать в пристрастии, так как сам он желал созвания собора, а его предостережениям придавал вес распространившийся странный слух, будто германский цезарь назначит грека своим наследником и преемником в обладании западною империей. Он получил советы даже от турецкого султана, на которого нельзя было полагаться, но которого было бы опасно обидеть. Мурад ничего не понимал в спорах между христианами, но опасался их соглашения. Он предложил удовлетворить денежные нужды византийского двора из своей собственной казны и с притворным великодушием заявил, что безопасность Константинополя будет ненарушима во время отсутствия его государя. Палеолог принял окончательное решение под влиянием великолепных подарков и самых положительных обещаний; он желал на время удалиться от театра опасностей и несчастий и, отпустив посланцев собора с двусмысленным ответом, объявил о своем намерении отплыть на римских галерах. Патриарх Иосиф был так стар, что был доступен для страха более, чем для надежды; он дрожал при мысли об опасностях морского переезда и высказывал опасение, что его слабый голос, поддержанный голосами трех десятков его православных собратьев, будет заглушен в чужой стране влиятельными и многочисленными членами латинского собора. Он подчинился воле императора, лестным уверениям, что его будут слушаться как оракула всех народов, и тайному желанию научиться от своего западного собрата, каким способом можно освободить церковь от императорского ига. При нем было назначено состоять пятерым хоругвеносцам, или архиереям, Софийского собора, а один из них — великий эклесиарх, или проповедник, Сильвестр Сиропул написал правдивую и интересную историю мнимой унии. Духовенство неохотно подчинилось требованиям императора и Патриарха, но покорность была его первым долгом, а терпеливость — его самой полезной добродетелью. В списке отборных двадцати епископов мы находим митрополитов Гераклеи и Кизика, Никеи и Никомедии, Эфеса и Трапезунда и двух новых епископов Марка и Виссариона, возведенных в это звание из расчета на их ученость и красноречие. В этот список также было внесено несколько монахов и философов с целью выказать ученость и святость греческой церкви, а хор императорской капеллы был составлен из отборных певчих и музыкантов. Патриархи Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский послали от себя настоящих или мнимых депутатов; русский примас был представителем русской национальной церкви, и греки могли соперничать с латинами объемом своего духовного владычества. Драгоценные сосуды Софийского собора были предоставлены на произвол морским бурям и волнам для того, чтобы Патриарх мог совершать богослужение с приличной пышностью; все золото, какое мог добыть император, было употреблено на массивные украшения его кровати и его колесницы, а между тем как греки старались с виду не изменять своей прежней роскоши, они ссорились между собой из-за раздела тех пятнадцати тысяч дукатов, которые были первой милостыней, полученной от римского первосвященника. Когда все приготовления были окончены, Иоана Палеолога сопровождали до гавани его брат Димитрий и самые знатные церковные и государственные сановники; оттуда он отплыл со своей многочисленной свитой на восьми парусных и весельных судах через находившийся во власти турок Галлиполийский пролив в направлении к архипелагу, к Морее и, наконец, к Адриатическому морю.