Читать «ГРОМОВЫЙ ГУЛ. ПОИСКИ БОГОВ» онлайн - страница 87
Михаил Юрьевич Лохвицкий (Аджук-Гирей)
Девушка, улыбаясь, — я не видел ее, но угадывал по голосу, что она посмеивается, — спрашивала у Озермеса, чем он владеет, а он, тоже смеясь, отвечал: у него нет ни сакли, ни коня, ни быков, только шичепшин и отцовская бурка.
Где то вдали, на высоте, закричали, кажется, по русски. Из бивака выстрелили. Потом еще несколько раз. Эхо отозвалось в горах.
Озермес и девушка примолкли. Потом снова заговорили, но уже тише, и до меня доносились только отдельные слова. Я наконец разгадал, что с Озермесом была Чебахан, и возрадовался, ибо один он, без грешный человек, не носивший оружия и облегчавший людям страдания, был достоин этой полуземной красавицы.
Она рассмеялась и повысила голос:
— Завтра, когда женщины узнают, что я взяла себе в мужья джегуако, они ахнут, как от голоса Шибле. Весь аул соберется на нашу свадьбу.
— Свадьбы не будет, Чебахан.
— А как же без свадьбы? — растерянно спросила она.
— Я думал, что мы успеем справить свадьбу сегодня, даже Якубу сказал, что зайду, но уже поздно. Ты слышала выстрелы? Кто знает, увидим ли мы с тобой завтра солнце.
Озноб снова прохватил меня.
— Совсем позабыла.
— Завтра я буду петь воинам, — сказал Озермес. — А потом, если останусь в живых, мне уж некому будет петь, кроме тебя. Мы уйдем.
Может, туда, где вечный снег, его то никто не придет отбирать у нас.
— Разве там можно жить?
Озермес промолчал. Или я не расслышал его ответа.
Над горой показался краешек луны. При желтоватом ее свете я увидел, как Озермес, обняв за плечи Чебахан, поднимается с ней по склону, услышал напряженный, как струна, голос девушки:
— Уж эту ночь у нас с тобой не отнимут!..
Я остался сидеть под дубком, подавленный. За все последние часы, сперва оглушенный и растерянный, потом, пробираясь к биваку, плача там, в кустах, от тоски, я ни разу не вспомнил о Зайдет. Тяготея к возврату, не столь важно, к чему именно, я не только не подумал о своей возлюбленной, но и как само собой разумеющееся отодвинул ее, словно бы она никогда не существовала, на ту сторону, которую пусть неосознанно, инстинктивно, как животное, но предполагал оставить, отодвинул не как собаку или лошадь, а как нечто неодушевленное, ничего не значащее. В эгоизме своем я попросту позабыл о той, которую так сильно любил. «Господи, Аллах, Иегова, кто ты там есть, —взмолился я, — дай мне возможность уберечь Зайдет, а потом покарай меня!»
Вернувшись, я рассказал Аджуку, что пушку на рассвете установят выше водопада, а первый удар будет нанесен со стороны брода.
— Я знал, — удовлетворенно произнес он. — Тебя долго не было.
Чтобы отвлечь их, Алия стал кричать, ругаться, и они стреляли.
Я сказал, что слышал выстрелы, но в это время был уже на нашем берегу, а задержался, ожидая, пока Озермес и Чебахан выкупаются перед брачной ночью.
— Олень и ласточка, — сказал Аджук. — Хорошо! Надо будет по слать джигитов в засаду, пусть сбросят их пушку в водопад.