Читать «ГРОМОВЫЙ ГУЛ. ПОИСКИ БОГОВ» онлайн - страница 86

Они скрылись за повозкой. Я невольно отметил, что Гайворонский стал ротным.

Теперь я не раз задумываюсь о том, что обманывался тогда, воображая, будто меня потянул к себе дым отечества, нет, меня искушало все, вместе взятое, — и путь, от которого я отказался, и карьера, которой я пренебрег, иначе говоря, тот рабский строй жизни, при котором одни люди владели моей судьбой, а судьбой других — подчиненных мне нижних чинов — распоряжался я. Не мыслю, какие перемены должны произойти и сколько столетий на это уйдет, чтобы мы стали свободными внутри себя и признали бы такую же свободу в других. Но так я думаю нынче, а тогда я лежал на земле и плакал, слушая, как солдаты, сидевшие у костра, поют «В поле чистом». Слушая песню, я думал, что если крикнуть: «Братцы мои, не стреляйте» — и встать, то через минуту другую я буду в биваке, меня окружат, обнимут, и если я не скажу правды, а, придя в бивак, я действительно не скажу ее, то завтра удалой поручик, бежавший от черкесов, будет представлен самому великому князю, награжден Георгием, получит очередной чин, денежное содержание за два года и отпуск для поправки здоровья, ему дадут роту, потом батальон, потом полк, он уйдет в отставку генерал майором, а случись еще одна такая война или вспыхни восстание где-нибудь в Дагестане или на родине Высоцкого, дослужится, вроде князя Барятинского, до генерала фельдмаршала, и от того, поступлю ли я так или вернусь в аул, в мире ровным счетом ничего не изменится, кроме совсем несущественного — одним подлюгой больше станет. Общество, узнай оно правду, безусловно, оправдает подлюгу, но оно никогда не узнает. Узнают другие — те, кто ждет в ауле моего возвращения, и, самое главное, буду знать это я...

Над горой стало высветляться — скоро должна была появиться луна. Я пополз к лесу, за деревьями встал и побежал, чтобы согреться. Переходя то по камням, то вброд излуку речки, попал в ямину, промочил ноги и присел под корявым дубком — выжать воду из шерстяных носок.

Кто то, тихо разговаривая, спускался к реке. Не заметив меня под низкими ветвями, по откосу сошли парень и девушка. Она, шлепая босыми ногами по воде, зашла за скалу, он стал снимать черкеску. При шли купаться. Плескаясь, они снова заговорили, повысив голос, чтобы слышать друг друга за шумом водопада.

— Ты не очень спешил, — с упреком произнесла она. Голос ее показался знакомым мне.

— У джегуако мало времени для себя, — отозвался он, — но я всегда помнил твою улыбку.

Это был Озермес. Я припомнил его слова о том, что он собирается бросить плеть во двор какой то девушки. Она подняла плеть, иначе они не пришли бы сюда купаться. Кто же его избранница? Я хотел было окликнуть его, но спохватился, сообразив, что не надо им мешать. К разговору Озермеса с девушкой я прислушивался словно бы издали. Так наблюдают и слушают зрители происходящее на театральной сцене.

Сколь ни волновали бы твою душу речи актеров, ты все же не среди них, а в зале и между вами рампа, оркестровая яма. Я никак не мог вернуться к настоящему после пережитого у бивака, продолжал вздрагивать от озноба, потом забылся, как забывался маленьким, во время болезни от прикосновения ко лбу мягкой прохладной руки матери.