Читать «ГРОМОВЫЙ ГУЛ. ПОИСКИ БОГОВ» онлайн - страница 50

Михаил Юрьевич Лохвицкий (Аджук-Гирей)

 Шагов Озермеса я не расслышал. Он вырос как из под земли.

 Я шагнул навстречу ему, и в ту же секунду фуражка моя слетела на землю, неподалеку грохнул выстрел. Я оцепенел. Озермес толкнул меня за скалу и что то крикнул по черкесски. Ему не ответили. Закричали протяжно часовые, где то за укреплением снова выстрелили. Затем все стихло. Озермес поднял и протянул мне фуражку.

 — Ты стоял так, что луна хорошо освещала тебя, — объяснил он.

 — А кто в меня выстрелил?

 — Абрек один, там умирает его дядя. Я забыл спросить — тебе не нужно брать коня, сказать до свидания Закурдаю?

 — Нет.

 — Тогда в дорогу.

 Мы пошли куда то — сперва через мыс, потом изморьем, дальше и дальше, поднимаясь на горные отроги, спускаясь в расщелины, переходя вброд речки, море все оставалось справа, а луна опускалась ниже и ниже, пока не погрузилась в воду. Но мы не замедляли шаг, и в темноте все снова казалось сном, медленным и нескончаемым.

 То, о чем мы говорили, вспоминается теперь смутно. Часа два, наверное, спустя, после того, как мы покинули поляну, Озермес, словно спохватившись, спросил:

 — Как ты поживаешь?

 — Спасибо, — удивленно ответил я.

 — Надеюсь, семья твоя в добром здравии?

 Я снова поблагодарил, догадываясь, что вопросы Озермеса — ритуал черкесской вежливости, и добавил — мать у меня одна, она далеко.

 На это услышал:

 — Пусть Аллах дарует ей здоровье. Скажи мне твое имя.

 Я назвал себя. После непродолжительного раздумья Озермес задал новый вопрос:

 — Ты будешь нашим гостем, Якуб? Или поселишься в ауле?

 Якуб — вот каким станет мое имя. Мысль о переходе к горцам и совместной с ними жизни никогда не приходила мне на ум. Я уже упоминал, приведя наш с Закурдаевым разговор, те, чьи имена войдут в историю — декабристы, — к черкесам не перебегали. Да простится мне, что я называю себя в одном ряду с ними, прощением мне одно — и именитые, и безвестные схожи в своих предрассудках и прегрешениях. Когда я пошел с Озермесом, я не к шапсугам направлялся, а уходил от всего опостылевшего, от смерти, от самого себя. Я подумал о том, что на за данный им вопрос все равно рано или поздно придется ответить.

 — Буду жить с вами, — неуверенно произнес я.

 — Ай, аферим*! — изменив своей сдержанности, воскликнул Озермес.

 — Почему мы идем ночью? Куда ты торопишься? — спросил я.

 — В ауле человек умирает, меня ждут там.

 У читателя может возникнуть вопрос — не слишком ли легко Озермес доверился чужому человеку? Доверчивость к людям отличает горцев, как и всех людей, близких к природе. Возможно, я не прав, но мне представляется, что подозрительность и отчужденность в известной степени плоды цивилизации. Бывают, разумеется, и другие причины. На Вологодчине, например, двери не запираются, замков там не увидишь. Мать рассказывала, что путник может войти ночью в любую избу и хозяин, проснувшись, ни о чем не спросит и тотчас примется ставить самовар. А в Приангарье на дверях запоры, на окнах дубовые ставни — избы как крепости. В ночную пору незнакомцу, хоть он примется бревном в дверь колотить, ни за что не отворят, ибо пришелец может оказаться беглым каторжником и убийцей.