Читать «Кровавый разлив» онлайн - страница 28

Давид Яковлевич Айзман

— Ты думаешь, простымъ докторомъ будетъ Розочка?.. Ого! Знаменитымъ докторомъ. Лучше всѣхъ профессоровъ!.. Будетъ жить въ Одессѣ, на самой главной улицѣ… а то, такъ даже въ Петербургѣ… Думаешь, испугается Петербурга? Нисколичко… И не безпокойся, она не будетъ, какъ наши собаки — Бернфельдъ и Степаненко, которые бѣднаго человѣка и не допускаютъ до себя… Всѣхъ лѣчи, всѣ одинаковы! — бѣдный, богатый, все равно… У богатаго — сто рублей за визитъ, двѣсти бери!.. Богатый можетъ!.. Богатый все можетъ! Богатая дама можетъ себѣ позволить и два раза въ году рожать… Съ богатаго дери… А бѣдный… Ахъ, Хана! Если бы ты только могла понять, какая голова у нашей дѣвочки!

— «Герои Греціи», — задумчиво, тихо протягиваетъ Хана.

— А еще бы! — глаза Абрама дѣлаются суровыми, вызывающими. — А то какъ же иначе?.. Если кто учится просто хорошо, — когда на пять, когда на четыре, — ну, такъ ему даются какія-нибудь басни, или тамъ стихотвореніе, Лермонтова, Пушкина… А когда Розочка имѣетъ всегда круглое пять съ плюсомъ, то ей таки и награда серьезная слѣдуется…

2.

Абрамъ вспомнилъ теперь о серьезной наградѣ, о «Героихъ Греціи», — и сердце его такъ и заколотилось…

Неужели?..

И эту книгу… и ее… и ее тоже…

Абрамъ вскочилъ, съ минуту постоялъ въ неподвижности, и выраженіе глубокаго изумленія было на его блѣдномъ, какъ бы вдругъ окаменѣвшемъ лицѣ… Потомъ легла на лицо гримаса, и стало похоже, будто испытываетъ человѣкъ этотъ жестокую тошноту… Ноги не держали Абрама, и онъ грузно опустился на сундукъ.

Черезъ нѣсколько минутъ, набравшись силъ, онъ съ болѣзненной, жалкой улыбкой, вполголоса, сказалъ дочери:

— Я знаю?.. Это таки глупо… конечно… И человѣкъ всегда дѣлаетъ глупости… всю жизнь…

— Что такое, папаша?

Абрамъ, пораженный, молчалъ. Нѣтъ другихъ мыслей у дѣвочки, кромѣ черныхъ мыслей. Нѣтъ другихъ чувствъ въ ея сердцѣ, кромѣ страха и тоски. А она стоитъ передъ нимъ спокойная, ясная, — и точно золотые лучи легли вокругъ ея чистаго лба…

Какъ можетъ она?.. И отчего нѣтъ у него этой силы? Всѣ радости жизни онъ отдалъ бы за то, чтобы выглядѣть теперь спокойнымъ, беззаботнымъ, чтобы улыбнуться, чтобы найти для дѣвочки хоть одно утѣшающее слово… Но нѣтъ его, этого слова, его нѣтъ, — ни въ душѣ, ни на языкѣ нѣту его, и полный страха, полный трепета, онъ бормочетъ:

— Твои книги… наградныя книги твои…

— Но, вѣдь, ничего, папаша, не будетъ. Навѣрное, ничего не будетъ.

Голосомъ блѣднымъ и мутнымъ, давясь словами и какъ бы умоляя о прощеніи, Абрамъ лепечетъ:

— Конечно, ничего не будетъ… навѣрное не будетъ… Но… книги… твои наградныя книги…

Руки его трясутся и въ нихъ такъ и прыгаетъ продолговатый, бархатный, съ облѣзлыми бисерными кисточками мѣшокъ. Въ этомъ мѣшкѣ хранятся молитвенныя принадлежности. Тридцать пять лѣтъ назадъ Хана сшила его Абраму, своему жениху. Былъ тогда мѣшокъ красивъ и ярокъ, и весело сверкали на малиновомъ фонѣ вышитыя бисеромъ пальмы. Теперь онъ изношенъ и жалокъ, — какъ и старый владѣлецъ его.