Читать «Кровавый разлив» онлайн - страница 26

Но легче дыма разсѣевались пустыя мечтанія, и послѣ нихъ, еще болѣе мучительной становилась живая правда… И какъ будто мало было ему опасностей дѣйствительныхъ, существующихъ, — измученный, истерзанный, больной умъ человѣка начиналъ создавать опасности воображаемыя.

И чудились повсюду измѣна и предательство; и далекіе, скрытые уголки, въ которыхъ искали спасенія, вдругъ представлялись злой западней, сознательной и ехидной. Чуланъ въ глубинѣ двора, подлѣ сарая, незамѣтный, замаскированный кустами. Тамъ спрятаться… Но не туда ли прежде всего бросятся громилы? Вѣдь они знаютъ, что если квартиры пусты, значитъ скрылись жильцы по сараямъ, по погребамъ. И пожалуй, даже минуя квартиры, сразу бросятся обыскивать чуланы и сараи, и тамъ всѣхъ и перебьютъ…

Опасно въ чуланѣ, опасно.

Бѣжать!

Куда?

Въ невыносимомъ колебаніи проходятъ минуты.

Оставаться, бѣжать… Оставаться, бѣжать… Великій выигрышъ, или гибель всего. Спасеніе, или вѣрная смерть…

Истерзанный сомнѣніемъ, замученный страхомъ, близкій къ безумію, срывается вдругъ человѣкъ съ мѣста, невѣроятными прыжками пересѣкаетъ дворъ, бѣжитъ, мечется, кружится въ отчаяніи, подъ свистъ ликующей смерти, и потомъ, въ ужасѣ, все возрастающемъ, мчится назадъ, — къ опасному мѣсту, откуда спасался, мчится къ нему, чтобы спастись…

Затихнувъ, снова сидятъ придавленные гранитомъ безмолвія, и въ безмолвіи этомъ съ бѣшеной энергіей работаетъ воображеніе, и душа вся изнемогаетъ и содрогается отъ жестокой работы. И каждый шорохъ поднятой вѣтромъ бумажки, и мягкій шумъ пробѣгающаго по крышѣ кота, и каждый толчокъ сто десять ударовъ въ минуту отбивающаго сердца — кажутся новыми, несомнѣнными, точными вѣстниками погромнаго разлива… И уже нельзя молчать. Разорвется отъ молчанія сердце. Прочь надо прогнать это ужасное безмолвіе, безмолвіе, составляющее начало безмолвія другого, — великаго безмолвія смерти… И кто-нибудь заговоритъ… Безсвязное, медлительное бормотаніе, тусклость бреда, прерывистый хрипъ умирающаго, темный, холодный… И отзовется на хрипъ другой голосъ, — такой же истерзанный, такой же мертвенно-блѣдный и гаснущій. Потомъ оборвется… И вновь безмолвіе. И вновь слышенъ шорохъ бумажки, и мягкій бѣгъ кошки по крышѣ, и удары готоваго навѣки умолкнуть сердца… И вновь несомнѣнные вѣстники кровавыхъ всплесковъ разгрома.

VII

1.

По дорогѣ Абрамъ узналъ объ ужасномъ отвѣтѣ, который получила депутація отъ губернатора. Онъ направился домой почти бѣгомъ, и здѣсь, не входя въ квартиру, присѣлъ на грудѣ щебня. Онъ боялся, что видомъ своимъ испугаетъ Розу, и хотѣлъ нѣсколько прійти въ себя.

— Какъ Богъ захочетъ, трепетно бормоталъ онъ, думая о своемъ рундукѣ. — Какъ Богъ захочетъ, а спасать товаръ теперь уже поздно… Теперь каждую минуту можетъ вспыхнуть, и не слѣдуетъ показываться на улицѣ…