Читать «Закат и падение Римской империи. Том 6» онлайн - страница 261

II. Своей многочисленностью и своими нравами крестоносцы наводили ужас на изнеженных греков, а чувство страха легко переходит в ненависть. Это отвращение к чужеземцам сдерживалось или смягчалось страхом, который внушало могущество тюрок, а оскорбительные обвинения, которыми латины осыпали императора Алексея, не изменят нашего более снисходительного о нем мнения, что он делал вид, будто не замечает дерзких замашек крестоносцев, избегал неприязненных с ним столкновений, сдерживал их опрометчивость и расчистил перед их религиозным рвением путь для пилигримства и для завоеваний. Но когда тюрки были вытеснены из Никеи и от морского побережья, когда византийские монархи перестали бояться царствовавших в отдаленном Коньи султаном, греки стали ничем не стесняясь предаваться чувству негодования при самовольном и беспрестанно повторявшемся появлении западных варваров, оскорблявших величие империи и угрожавших ее безопасности. Крестовые походы второй и третий были предприняты в царствоание Мануила Комнина и Исаака Ангела. Первый из этих императоров легко увлекался своими страстями, которые нередко переходили в злобу, а второй, соединявший в себе от природы трусость со злобой, был способен без всяких на то прав и без всякого сострадания лишить жизни тирана и вступить на его трон. Монарх и его подданные условились втайне и быть может по безмолвному уговору истреблять или, по меньшей мере, обескураживать пилигримов всякого рода оскорблениями и притеснениями, а предлогом или удобным для того случаем постоянно служили неосмотрительность пилигримов и их непривычка к дисциплине. Западные монархи выговорили себе право проходить через владения своих христианских собратьев и получить за умеренную цену съестные припасы; этот договор был скреплен клятвами и выдачей заложников, и самые бедные из солдат Фридриховой армии получили по три марки серебра на покрытие своих путевых расходов. Но все эти обязательства были нарушены вероломством и несправедливостью, а об основательности жалоб, которые высказывались латинами, свидетельствует честное признание того греческого историка, который осмелился предпочесть правду интересам своих соотечественников. Вместо гостеприимства крестоносцы нашли ворота и европейских и азиатских городов плотно запертыми, а недостаточные съестные припасы спускались им в корзинках с городских стен. Такая робкая недоверчивость могла находить для себя оправдание в прошлом опыте или в предусмотрительности; но общий долг человеколюбия не дозволял примешивать к хлебу известь или другие вредные вещества, и если Мануила нельзя винить в потворстве таким низостям, то его нельзя не винить в чеканке фальшивой монеты, назначенной для расплаты с пилигримами. Этих пилигримов на каждом шагу задерживали или сбивали с дороги; губернаторам были даны тайные приказания загораживать на их пути проходы и уничтожать мосты; мародеров грабили и убивали; при проходе через леса солдат и лошадей поражали стрелы, пущенные невидимой рукой; больных сжигали в постели, а трупы умерших развешивались вдоль больших дорог на виселицах. Эти обиды вывели из терпения подвижников креста, не одаренных евангелическим смирением, а византийские императоры, вызвавшие вражду, которую не были в состоянии побороть, ускоряли переправу этих страшных гостей в Азию. На границе тюркских владений Барбаросса пощадил преступную Филадельфию, наградил гостеприимную Лаодикею и оплакал печальную необходимость, которая запятнала его меч кровью христиан. Высокомерие греческих императоров подвергалось тяжелым испытаниям при личных сношениях с монархами Германии и Франции. Они могли похвастаться тем, что на первом свидании Людовик сидел на низеньком стуле подле Мануилова трона; но лишь только французский король переправил свою армию через Босфор, он изъявил согласие на вторичное свидание на море или на суше только с тем условием, что его собрат-император будет обходиться с ним как с равным. Установление церемониала для свидания с Конрадом и с Фридрихом было делом еще более щекотливым и трудным; они, подобно преемникам Константина, называли себя императорами римлян и твердо отстаивали свои права на этот титул и на это звание. Первый из этих преемников Карла Великого не хотел разговаривать с Мануилом иначе как сидя на коне и в открытом поле, а второй переправился не через Босфор, а через Геллеспонт для того, чтобы не заезжать в Константинополь и не встречаться с царствовавшим там монархом. Коронованному в Риме императору греческий монарх давал в своих письмах скромный титул rex, или принца Аллеманнов, а тщеславный и слабый Исаак Ангел делал вид, будто ему вовсе незнакомо имя одного из величайших людей и величайших монархов того времени. В то время как греческие императоры относились к латинским пилигримам с ненавистью и с недоверием, они втайне поддерживали тесный союз с тюрками с сарацинами. Исаак Ангел жаловался на то, что своим дружеским расположением к великому Саладину он навлек на себя вражду франков, а в Константинополе была построена мечеть для публичного исповедования магометанской религии.