Читать «Апсихе (сборник)» онлайн - страница 51

Так когда на чистом бескожем лице появилась кожа? Когда произошла ошибка, такая ошибка, что она появилась? Такая ошибка, что она прокляла бескожую чувствительность лица?

Лица без кожи. Тела без кожи. Такой вот высокий человек — обтекающий, сладко-душистый и кисло-воняющий, весь дрожащий, мерзко-кровяной, с разваливающимися некоторыми деталями тела, обвисающий, сжиживающийся, пульсирующий. Чистота отсутствия кожи, вбирающая самое настоящие внимание божественности.

Вот! Вот такого человека можно любить. Только в такой беседке, как этот человек, раздумывала Апсихе, останавливается отдохнуть любовь после беготни по дну глубоких морей. Здесь, где бескожий, текущий, сладковатый запах. Только здесь — любовь теплая, как рот. Только здесь — чистота. И бессмысленно искать ее в другом месте. В вонючей, но не раздражающе, почти неощутимо непросыхаемой однородной мокроте тела мозгу даже не обязательно вырождаться. В этой чистейшей возможности без усилий добраться до бегущей крови человека и не обтянутых кожей движений его тела и скрыта почти невидимая красота природы совместного существования людей. В возможности прильнуть лицом к сочащемуся и пульсирующему человеку. К струящейся массе, которую кто-то дурачась назвал «спиной». Если прильнешь тоже бескожим лицом к чьей-то спине, к текучей спинной массе, начинают смешиваться пахучие соки поверхностей.

Тогда, когда лицо прижалось к спине и вымазалось ее бескожестью, а спина прижалась к лицу и вымазалась его бескожестью, издалека доносится ощущение в ритме марша. Марша, которым руководит кто-то благородный, кто-то выдержанный и кто-то все выбивающийся из партитуры, чтобы снова вернуться — другим, новым. Слышится марш, когда прижатое лицо кажется спине таким величественным, что она берет и отрекается от неподалеку бьющегося сердца своего тела, своего дома. Останавливается, прощается, и тогда спине уже достаточно метронома, бьющегося под прильнувшим и прижавшимся бескожим лицом. Метронома, что под кожей, в том месте, которое кто-то, насмехаясь над собеседником, назвал сонной артерией.

Идущие издалека великаны с ясными и неразличимыми лицами льют кругом звуки марша, их лбы распухли, их межглазье отмечено следами ботинок. Отметинами, одна из которых отдает какой-то пролитой слизью или мочой с рыночного пола, а другая — спокойной или даже, можно поклясться, как будто покачивающейся речной водой. Много отметин видно на множестве межглазий шагающих великанов. Иные свиты в спираль, иные спокойные и нестираемые, некоторые по-диктаторски властные и громкие, некоторые, можно сказать, опьяневшие или, может, заспанные, иные растерянные, и они уже никогда не успокоятся, другие ярче и будто бы важнее самого великана, меж глаз которого живут.