Читать «Простодушное чтение» онлайн - страница 78

Сергей Павлович Костырко

Чтоб понятно было, о чем я, давай представим ситуацию, когда твоя Варвара сядет и напишет такую же книгу, только – от себя. То есть как недотягивал Сема до того, на что претендовал; нет, не до нее недотягивал, а до того, что могло быть между вами. Напишет о том, как тесно, как душно ей всегда было в вашей жизни, с тобой, детьми, с работой и проч. и проч. И по большому счету имеет право, точно такое же, как и ты. Потому что, повторяю, ты забрюхался туда, где наши привычные «справедливо-несправедливо», «честно-нечестно» уже не имеют значения. Где понять до конца, что тут правильно, пользуясь «человеческими» критериями правильного и справедливого, невозможно по определению. Любовь – явление другого ряда, условно назовем – «нечеловеческого». Нечеловеческого в том смысле, что все остальные правила поведения, регулирующие наши взаимоотношения, основаны на некоем негласном общественном договоре. То есть предполагают исходить в наших взаимоотношениях из понятий справедливости, благодарности, взаимоотдачи и т. д., – здесь даже «зуб за зуб» может выглядеть как некая форма справедливых взаимоотношений. Эти взаимоотношения – в нашей власти. Любовь же самым фактом своего присутствия сметает все привычные законы. Тут стихийное, первородное, природное, перед чем мы бессильны. В противном случае это не любовь, а торговля, как бы благообразно (с помощью понятий «верность», «долг», «благодарность» и проч.) она ни декорировалась. Ситуация любви каждый раз, мягко говоря, выглядит жутковато, не может не выглядеть, но любви нет дела до нашей оторопи от нее. Чем она и прекрасна. Ошеломленностью перед вот этой «жестокостью» любви (жизни) и держится для меня художественный уровень романа. Держится не бытовым и частным, а самим уровнем мысли о любви, присутствующим как бы вопреки, скажем, предпринятому повествователем прокурорскому расследованию особенностей психологии героини. Я вполне допускаю, что все выкладки повествователя-следователя абсолютно верны – и мелка по-человечески, и расчетлива, и «распутна» и т. д. И что из этого? Повествователь что, смог избавиться от любви к этой женщине? Ему стало легче?

Дотянуться до абсолютной полноты любви невозможно в принципе, если, разумеется, слово «любовь» употреблять не как отглагольное существительное. Мысль простая, очевидная, но при этом всегда труднодоступная, как и вообще все, что касается любви. Так что не только у твоих хулителей, которые застрянут на уровне понимания текста как текста-разборки, но и более «продвинутых» будет еще один аргумент – экзистенциальный уровень, на который ты претендуешь, не знает разделения на правых и виноватых в описанной тобой ситуации. Тебе больно, ты раздавлен и проч., но, извини, скажут, претензии уже не к твоей героине. Тем более что ослепленность обидой является здесь, так сказать, одним из художественных исходных написания текста. И потому нёхрена так наезжать на бедную девушку. Так скажут. И вроде как будут правы. Неправда их будет только вот в этой сосредоточенности на вопросе, кто тут прав, а кто неправ. Кто кого больнее обидел. Потому как если бы только этот вопрос стоял перед автором, он бы и писать не садился. Его бы попросту «не хватило» на весь этот текст.