Читать «Бета-самец» онлайн - страница 137

Денис Гуцко

— Художник.

Глупо рваться в статисты к дутым героям. Еще один повод порвать с миром искусства (хоть и было все решено, аргументы следовало копить для поддержания боевого духа).

Сходил и я однажды за пивом в «Ракушку». К пивной выстроилась очередь терпеливых страдальцев, делившихся прогнозами относительно объемов и качества завезенного пива и обсуждавших плюсы и минусы других любореченских «точек»: на Театральной наливают по полной, но и разбавляют больше, на Стрелке хрен достоишься — пива там всегда мало, половину портовые забирают сразу. Я послушал пивные мантры и раскис. Что я здесь делаю? Как это связано со мной? Эти бессмысленные пенные люди… Впрочем, и в том, что я оставил на бульваре перед художкой: в речах о предназначении художника, в призывах взорвать болото, в групповом соитии с харизмой — виделась мне такая же бессмысленность, завернутая в драгоценную обертку.

Я вспоминал, что дома у нас живет Зинаида, — несоразмерность этого с забастовкой в защиту Бавальского, с инстинктивным концептуализмом Кирюши была дичайшая. Как соседство «Титаника» с утлой старенькой шхуной.

Стоявший поодаль бугай в клетчатой сорочке долго меня рассматривал. Потом поманил за угол.

— Из художки? — спросил он утвердительно и довольно приветливо.

— Да.

— Агафонова знаешь?

— Да.

— Так хрена ж ты менжуешься? Твои не предупредили, что ли?

— О чем?

— Давай пятихатку сверху и баклажку. Я тебе вынесу, как обычно.

Я отдал деньги и баклажку, и он мне вынес. И даже проводил до угла мимо беспокойных взглядов других бугаев, оставшихся стоять в терпеливо страдающей очереди.

— В другой раз сразу подходи. Х-х-худ-дожник!

Через двадцать минут я отхлебывал из баллона вместе с остальными художниками и слушал Кирюшу. Но лишь до того момента, как он завелся о том, что предназначение творца — будить задремавшие души, а искусство есть то ли инстинкт, вооруженный концепцией, то ли концепция, вооруженная инстинктом.

Я смотрел на пятнистый, грубо залатанный цементным раствором фасад Академии художеств, слышал, как стучат каблуки по тротуару, как воюют коты на крыше, слышал шелест листьев и скрип гончарного круга в скульптурном классе, — я слышал все, кроме слов, разлетающихся над летним бульваром. Зато как никогда остро я чувствовал своих тогдашних товарищей, о чем-то вдруг бурно заспоривших под жиденькое любореченское пиво, — среди этих людей, если одумаюсь и выучусь-таки на х-х-худ-до-жника, мне предстоит жить.