Читать «Поэты пражского «Скита»» онлайн - страница 37

Сергей Милич Рафальский

* * *

Водоворот толпы. Тесней, смелее митинг.                  «Товарищи!                  Друзья!                  Пришел великий час.                  Любимые!                  Поймите же, поймите:                  уже никто                  разбить не в силах                  нас. Новым светом                  вновь пылают зори. Солнца алый не сорвать платок. Всколыхнулось человечье море. Океаном поднялся Восток. Индия! Твои мы слышим стоны. Индия! Заветная страна. И готовятся                  Аустэны и Уинстоны нам по счету заплатить сполна. Вой, Китай! В восстания восторге стенам мира вновь не устоять. Слушайте, дыхание тая,                  Лондоны,                  Парижи                  и Нью Йорки: Бушует пламень яростный потопа. Холодный пламень половодных волн. Без сожаленья, чванная Европа, от наших гаваней мы оттолкнем твой челн. Кто против нас,                  могучих жаждой роста, кто б против нас                  стеною встать посмел, коль заодно                  — чеканят ТАСС и РОСТА — сто сорок пять, четыреста и двести девяносто                  мильонов                  душ и тел?» Пылают слов огнем,                  огнем горят знамена. И в тысячах грудей                  кипит святой восторг.                  «…Вставай, презреньем заклейменный                  далекий север и восток…» Стоустая —         прибоем волн —                  молва. Могучее — биеньем сердца — вече. И пенье волн живых,         волн человечьих покрыло мощные слова.

* * *

Прошли. Опал прибой. На флагах — жизнь и труд. Не ламповщик — заря зажгла багрянцем        небо. Здесь город был. Здесь город был                   и не был. И только души —                  пленные Эреба покоя ночью светлой не найдут.

1927 «Воля России». 1928. № 1

ГИБЕЛЬ ГЕЛЬГОЛАНДА

Поэма

Gutta cavat lapidem пес vis, sed saepe cadendam.

Капля камень долбит не силой, но частым паденьем.

Моряки

Там, где не раз в гавань якорь бросал пароход нелетучих голландцев и матросы, бранясь, протирали глаза, возвращаясь из баров на шканцы. Там, где от брызг в плащ — льдяною стеной осторожная куталась рубка, гордый бритт, пьяный вдрызг, светр загнав шерстяной, перекусывал с горечью трубку. Там, где маяк или трепетный бриг яхты стан одевал шалью яркой; чьей страны, страсть тая, любовался старик у витрины редчайшею маркой. Там, где матрос, чью жену черт унес, за чужой волочился женою, — набежав во весь рост, бились волны в утес, умирала волна за волною.