Этот мир, пронизанный шагами,Утихает к ночи, чуть дрожа.Дребезжат старинными ключамиГалерей картинных сторожа.По ночам Париж, Милан и ДрезденОсвещаются одной луной,И везде у голубых подъездовШепчутся влюбленные весной.И антенн качели у карнизовЛовят из тумана в сотый разОб улыбке странной Моны ЛизыСаксофонов плачущий рассказ.Глубже в подворотнях никнут тениУ музейных кружевных дворов,И на распластавшихся ступеняхНезаметен темный твой покров.Губ углы, опущенные книзу,Черная вуаль на волосах.Ты выходишь ночью, Мона Лиза,Слушать городские голоса.И идешь ты по аллее длинной,Строгие глаза полузакрыв,Глядя, как на площади стариннойБьют фонтанов белые костры.Ночь плывет по радужным бульварам,И поют веселые гудки,А в кофейнях старых можно даромПить коктейль тумана и тоски.В тесных барах вскрикивают скрипки,И секунды четко рубит джаз,И никто не ждет твоей улыбки,И никто твоих не видит глаз.Лишь в углу, под крышей полосатой,Тяжело хмелеющий поэт,Неизвестный, грустный и лохматый.Шепчет глухо: «О, тебе привет!..»И с последней рюмкою коктейляТы уходишь в утреннюю мглу,И заря ковер тебе расстелитНа ступенях в задремавший Лувр.И опять пронизан мир шагами.Этот мир, спокойный и теперь…Дребезжат старинными ключамиСторожа и отпирают дверь.
Прага, 21.4.32 «Вся моя жизнь».
Рига: Лиесма, 1987
БЕССОННИЦА
Бездомный ветер огибал углы,пошатываясь пьяною походкой.Во сне дышали люди. Город плылсквозь ночь огромной парусною лодкой.И люди спали. Мимо звезды шли,как корабли по голубой эмали,а мы, бессонные, считали кораблии звезды и шаги часов считали.И слушали, как пели поезда,в ночную уходящие пустыню;а грудь была торжественно пуста,и сердце рыбой билось на простынях.Волной качалась белая кровать,разверзлись небом парусные крыши,и в брызгах ночи родились слова,которых никогда никто не слышал.Рассвет закинул якорь у окна,спуская сети к нам на подоконник,и долго билась злая тишинав висках, у горла, на сырых ладонях.А утро, пахнущее ветром и углем,встречало нас гудком мотоциклиста,и город под сиреневым дождемна старую опять вернулся пристань.Но мы, певучие, чужими стали вдругпод этими крутыми облаками, —— усталым взглядом и бессильем руки непонятными стихами.
