Читать «Поэты пражского «Скита»» онлайн - страница 121

«Дни, как золото, последние…»

Дни, как золото, последние, Дни, как золото, горят. Не пойду с тобой к обедне я. Буду новый шить наряд. Надоело гувернанткою Быть непутному тебе. Стану лучше алой ранкою На закушенной губе. Дни, как золото, последние, Дни, как золото, горят. И душа моя победнее, И темней твой темный взгляд. Пусть другая будет добрая, Терпеливая твоя. И пускай я злая, кобра я, Но веселая змея.

ДУДОЧКА

1

У тебя есть струны. Это ты опалов горсти лунных В пену звуков уронил. У меня есть дудочка. И хочу, она еще — хоть чуточку             Чтоб попела у могил.

2

Я выжгла горестью каленой Узор на дудочке своей.             И день тот знойный был жесток. Печалью светлой напоенный Вечерних нежностью теней,             Ее прослушает лужок. Два звука чистых и высоких, В протяжной трели отдыхая,             Попеременно запоют. Умрут в задумчивой осоке, И птица дикая ночная             Ответит им: — Я тут, я тут!..

ГРЕБЕШОК

Раз к дантисту гребешок На трамвае прикатил. Говорит ему: — Дружок, Ты б мне зубы починил… А дантист его в ответ Пригласил в свой кабинет.             — Вот присядьте в это кресло…             Ах, вы весь как из картонки…             Этот зуб немного треснул —             Материал ужасно тонкий.             И ужасно ваши хрупки             Целлулоидные зубки…             И посажены так густо,             Что чинить их трудно очень.             Но зато мое искусство… — Фу, как гадко ты всклокочен!.. —             Теребил его больной, — Зуб ты вставь мне золотой. Починил дантист как мог. Золотые клал заплаты. И беззубый гребешок Снова стал зубатый.             Плату выложил на стол,             Расплатился и ушел.

Алексей ЭЙСНЕР

«Стихает день, к закату уходящий…»

          Стихает день, к закату уходящий. Алеют поле, лес и облака. По вечерам и горестней и слаще Воспоминаний смутная тоска.           Вот так же хлеб стоял тогда в июле. Но — кто глухую боль души поймет — Тогда певучие свистели пули, И такал недалекий пулемет.           И так же теплый ветер плакал в роще, И тучи низкие бежали до утра. Но как тогда и радостней и проще Казалась смерть под громкое ура.           И как под грохот нашей батареи, Ложась на мокрую и грязную шинель, Спокойней засыпал я и скорее, Чем вот теперь, когда ложусь в постель.           Как было легче перед сном молиться, И, прошептав усталое аминь, Увидеть в снах заплаканные лица И косы чеховских унылых героинь.           А на заре — почистить голенище Пучком травы, и снова в строй. Теперь Моей душе потерянной и нищей Приятно вспомнить гул приклада в дверь.           Когда, стучась в покинутую хату. Чтоб отдохнуть и выпить молока, Ругают громко белые солдаты Сбежавшего с семьею мужика.           Ах, не вернуть. Ах, не дождаться, видно. Весь мир теперь — нетопленный вагон. Ведь и любить теперь, пожалуй, стыдно. Да как и целоваться без погон!           Ничей платок не повяжу на руку. И лишь в стихах печальных повторю Любви к единственной немую муку И перед боем ветер и зарю.

Прага, 1926 г. «Годы». 1926. № 4