Читать «Поэты пражского «Скита»» онлайн - страница 103

Сергей Милич Рафальский

«О, не сжимай в тиски тоски…»

О, не сжимай в тиски тоски, Паучьей скукою не мучай… Через небесные пески Метлой взлохмаченные тучи Вздымает ветер, в ночь причалив. На башне хриплые часы Вторую смену простучали… И сердце в пропасть, как стрела. Стремглав тупою мукой ранит, Моя Тарпейская скала Передо мною четко встанет. И будет этот темный гнет Мне искупительною пыткой, И смерть, как мать, мне поднесет Свой избавительный напиток. И миг мелькнет, как на экране, Приникнет к ране жадный клюв, И человеческих страданий, утрат, исканий Найду предел, к земле прильнув…

Прага, 1926

РОМАНТИЧЕСКОЕ

О, жизнь моя все глуше, глуше, Все меньше уходящих сил — Обломком брошенный на суше, Корабль мой к цели не доплыл… Он плыл, сверкая парусами, За снами пламенной земли, И звезды синими цветами Над океанами цвели. В провал времен года летели, Померкли звездные сады, И вьюги водяных метелей Смели их синие следы. И волнами прибитый к суше. Корабль мой к цели не доплыл. О, жизнь моя все глуше, глуше. Все меньше уходящих сил.

Прага, 1926 «Воля России». 1928. № 1

«Еще одна пустая осень…»

Еще одна пустая осень. Еще одна седая прядь — В воспоминаньи звонких весен За пядью пройденная пядь. Дарует осень тень страданья Земле и каждому стеблю. Я горький запах увяданья До острой нежности люблю. Опять бледнеет неба парус. Прощай, прощай, моя земля! Снегами медленная старость Окутала твои поля. И с новой верностью, навеки, Сорвав последний лист с куста. Устало опуская веки. Целует смерть тебя в уста.

«Воля России». 1928. № 1

«Хочу не петь, а говорить…»

Хочу не петь, а говорить О том, что жизнь проходит мимо, Что сердцу суждено любить, Что сердца страсть неутолима… Что мне гореть и отпылать Вдали от дорогого края, О родина, не знала я, Тебя навеки покидая… О, почему в любви всегда Такая боль, такая нежность… Скрывают мертвые года Степей далеких белоснежность… Россия, твой багряный плат Пожаром дальним полыхает, У тяжких и закрытых врат Стою Изгнанницей из Рая. Любимая, прости, прости. Мне боль живые раны лижет… О, если бы твои кресты Мне хоть на миг увидеть ближе И услыхать, в глубоком сне, Простершись на чужих ступенях, В глухой и душной тишине Твое рыдающее пенье.

Прага, 1927