Читать ««Если», 2002 № 02» онлайн - страница 195

Рассказ — своего рода дальний наследник притчи, единственный хранитель ее традиций. Собственно говоря, любой сакральный текст по определению — это совокупность притч, освященных авторитетом Учителя или же данных человеку напрямую от Высшей Силы.

Может, поэтому так трудно писать рассказы, поскольку глубоко в душе коренится страх оказаться недостойным, впасть в кощунство, глумление? Может, пугает архетип лжеучителя, учителя неправедного?

Может, поэтому дьявол — обезьяна Бога, — передразнивая, пародируя божественное Слово, тысячами, десятками тысяч мелких бесенят пытается исказить саму структуру слова художественного?

Скорее всего, страхи эти надуманы, и ждать Антихриста, явленного в книгах или в интернете, смешно и глупо. Знаки конца света дано увидеть лишь избранным.

Тупик. Картина не выстроилась, значит, точка отсчета была выбрана неверно или неточно.

6.

Не исключено, что корни малых форм в целом, а фантастического рассказа в частности надо искать глубже, в более древних временах. Выстраивание бинарной оппозиции «притча — миф» — «рассказ — роман» представляется несколько надуманной. Семиотический подход оказался непродуктивным, попробуем ковырнуть семантику.

Что является смысловым репером художественной фантастики? Если придерживаться определения Бориса Стругацкого — чудо, тайна, достоверность. Интересно, что первые две координаты при определенных условиях могут быть сведены к одной, которую условно можно назвать — «загадка».

Известный паремиолог Андрэ Йоллес полагал, что миф и загадка являются взаимно обратимыми явлениями. Он определяет миф как ответ, содержащий в себе вопрос, а загадку как вопрос, содержащий в себе ответ. Может быть, здесь, в мыслях, высказанных семьдесят лет назад, таится подсказка?

Действительно, загадки изначально предназначались для ритуала инициации, но не физической, а интеллектуальной. Они были своего рода тестом на зрелость, на адекватность «испытуемого» традиции, формировали этнокультурную систему «свой-чужой». Загадывание и отгадывание впоследствии практически целиком воспроизводятся в волшебных сказках и мифах. Диалог Сфинкса и Эдипа формально не похож на диалог Горлума и Бильбо, но истоки у них одни.

Так, может быть, именно загадка — тот самый атом, из которого сложилась впоследствии художественная литература? Или уместнее сравнивать ее с ДНК? Не отсюда ли универсальный характер загадки, ее живучесть, продуктивность. Ее саморазвитие на очередном витке приводит к возникновению притчи, назидательной истории, сказки, а затем и фантастического рассказа.