Читать «Волгины» онлайн - страница 107

Георгий Филиппович Шолохов-Синявский

Она не скоро потеряла сознание. Только большая потеря крови надолго погасила его.

И в эту минуту санитары внесли в бомбоубежище еще двух женщин: одну молоденькую девушку с веснушчатым, как скорлупа сорочьего яйца, лицом, сильно контуженную воздушной волной, потерявшую способность что-либо соображать и говорить (это была Стася), и другую — полную, с пышными золотистыми волосами, смертельно раненную осколком в живот. Марья Андреевна уже очнулась и тихонько стонала.

— Сюда ставь… не неси дальше, там же нет места, — сердито сказал пожилой санитар молодому и опустил носилки недалеко от входа.

Здесь было сумрачно, свет коптилки слабо достигал сюда. Запах крови был здесь особенно силен.

— А как же носилки? — спросил молодой санитар. — Носилки-то нам нужны… На чем же мы будем других носить?

— А ты не спорь. Не бросишь же ты ее здесь. Не полено ведь. Видишь, вся кровью истекла. Шальной ты… Я вот тебя укрощу, — пригрозил пожилой санитар.

Подошла фельдшерица, сердито прикрикнула:

— Что вы тут шумите?

— Нам носилки нужны. Не можем же мы работать без носилок.

Фельдшерица нагнулась над Марьей Андреевной и тотчас же отшатнулась.

— Возьмите другие носилки — там освободились, — сказала она и крикнула: — Сестра! Бинты! Вату!..

К бомбоубежищу подъехал санитарный автобус, и тяжелораненых стали выносить из бомбоубежища.

Марья Андреевна была еще в сознании. Мысль ее работала напряженно и ясно. Она попросила пить и, когда полная фельдшерица наклонилась к ней, чтобы наложить на живот временную повязку и хотя бы немного остановить обильное кровотечение, спросила очень тихо, прерывисто:

— Вы не видели тут… женщину с ребенком? Такая худенькая, черноглазая… Екатериной Георгиевной зовут?..

Фельдшерица была так взволнована, что не расслышала слов Марьи Андреевны. Опять ее спрашивали о ком-то, но она не знала ни одного имени. По землисто-серым пятнам на лице женщины, по тускнеющему взору фельдшерица определила: несчастная скоро умрет. Но она все же наложила вату и бинт.

Дыхание Марьи Андреевны становилось все более прерывистым и слабым. Что-то клокотало в ее горле. Полная грудь высоко поднималась и как-то сразу опускалась, точно проваливалась.

— Петенька! Петя! — вскрикнула вдруг Марья Андреевна и затихла.

Фельдшерицу позвала санитарка, и она на минуту отлучилась к другому раненому, которого только что принесли. Она быстро сделала перевязку, вернулась к Марье Андреевне. Та лежала тихо. В это время врач, руководивший погрузкой раненых в автобус, освещая карманным фонариком фельдшерицу и носилки с Марьей Андреевной, спросил:

— Эту, что ли, брать? У меня еще одно место. Предупреждаю — я беру только тяжелых.

Фельдшерица и врач склонились над носилками.

— Она умерла, — недовольно сказал врач, светя фонариком прямо в неподвижное, сохранившее свое доброе выражение прелестное лицо Марьи Андреевны и отворачивая ей веко. — Давайте другую…

— Возьмите эту, пожалуйста, — сказала фельдшерица, подводя врача к Кето, все еще находившейся без сознания.

Санитары подняли носилки и понесли…