Читать «Языки современной поэзии» онлайн - страница 17

Людмила Владимировна Зубова

Анахронизм и аграмматизм органичны в стихотворении «И жизнь положивши за други своя…» — в повествовании о князе, вернувшемся с того света:

И жизнь положивши за други своя, наш князь воротился на круги своя, и се продолжает, как бе и досель, крутиться его карусель. Он мученическу кончину приях. Дружинники скачут на синих конях. И красные жены хохочут в санях. И дети на желтых слонах. Стреляют стрельцы. Их пищали пищат. И скрипки скрипят. И трещотки трещат. Князь длинные крылья скрещает оплечь. Внемлите же княжеску речь. Аз бех на земли и на небе я бе, где ангел трубу прижимает к губе, и все о твоей там известно судьбе, что неинтересно тебе. И понял аз грешный, что право живет лишь тот, кто за другы положит живот, живот же глаголемый брюхо сиречь, чего же нам брюхо стеречь. А жизнь это, братие, узкая зга, и се ты глядишь на улыбку врага, меж тем как уж кровью червонишь снега, в снега оседая, в снега. Внимайте же князю, сый рекл: это — зга. И кто-то трубит. И визжит мелюзга. Алеет морозными розами шаль. И-эх, ничего-то не жаль.

Анахронизм сюжетно мотивирует перемещение персонажа во времени и его говорение на языке разных эпох.

Стихотворение наполнено архаизмами — и лексическими, и грамматическими. Так, например, цветообозначения в строчках Дружинники скачут на синих конях. / И красные жены хохочут в санях подразумевают и современный смысл этих слов, рисуя странную картину, и древние значения синий — ‘блестяще черный’ и красный — ‘красивый’. Последнее значение хорошо известно по фольклорным текстам, как и слово жена — ‘женщина’. Вполне понятна также игра старыми и новыми значениями слов живот — ‘жизнь’ и брюхо — ‘живот’ — с изменением их стилистической принадлежности.

На первый взгляд, алогично высказывание алеет морозными розами шаль: если шаль алеет, значит, это не иней, который можно было бы описать как морозные розы. Предыдущий контекст со строкой меж тем, как уж кровью червонишь снега показывает, что морозные розы — это пятна замерзшей крови. Но, кроме того, в этой строке объединены четыре литературные банальности: морозный узор, алая роза, раскраснеться от мороза и рифма розы — морозы. Ю. М. Лотман, анализируя пушкинские строки И вот уже трещат морозы / И серебрятся средь полей… / (Читатель ждет уж рифмы розы, / На вот, возьми ее скорей!), писал:

Данная рифма в ЕО имеет совсем не банальный характер, поскольку является составной и почти каламбурной: морозы — рифмы розы (мърозы — мырозы). Небанальность рифмы состоит и в другом. Рифмующиеся слова принципиально неравноценны: выражение «трещат морозы» характеризует некоторый реальный пейзаж, а «ждет уж рифмы розы» — набор рифм, то есть некоторый метатекст, трактующий вопросы поэтической техники. Такое построение характерно для всей литературно-полемической части данной главы: сталкиваются действительность и литература, причем первая характеризуется как истинная, а вторая — как подчеркнуто условная и ложная. Литературная фразеология, литературные ситуации и литературные характеры обесцениваются путем сопоставления с реальностью.

(Лотман, 1983: 251)