Читать «Языки современной поэзии» онлайн - страница 16
Людмила Владимировна Зубова
У Лосева совмещенная грамматическая омонимия замаскирована двойной синтаксической отнесенностью: слово лес как именительный падеж читается в ряду тьма — лес — топь, а как родительный в параллелизме с конструкцией топь блат (перифраза строки Пушкина Из тьмы лесов, из топи блат из поэмы «Медный всадник»). Грамматическая двойственность изобразительно моделирует не только непроходимость лесов и болот, но и затрудненность, с которой блудный сын может воспринять родной язык через чужую речь. Слово блат в таком тексте может быть воспринято и как слово в значении ‘привилегия знакомому’. Выражение в страну родных осин уже заранее настраивает на тему языка и заимствований (вся речь его чужой пропахла речью), отсылая к строке И. С. Тургенева (на язык родных осин в эпиграмме переводчику Шекспира Н. Х. Кетчеру).
Грамматическую двусмысленность можно видеть и в таком фрагменте:
Я похмельем за виски оттаскан. Не поднять тяжелой головы. В грязноватом поезде татарском подъезжаю к городу Москвы. («Я похмельем за виски оттаскан…»)
Форма Москвы в дательном падеже имитирует безграмотную речь в поезде (в диалектах и социальном просторечии формы дательного и родительного падежей часто зеркально противоположны литературным: к сестры поехал, у сестре был). Нарушение нормы в данном случае восстанавливает первичное значение слова город — ‘ограда’. Текст допускает и прочтение формы Москвы не топонимом, а, как в древнерусском языке, собирательным этнонимом (Москва как чудь, меря и т. д.; возможно, как братва, татарва).
Стихотворение вошло в сборник 1985 года «Чудесный десант». В 1999 году Лосев объяснил появление строчки подъезжаю к городу Москвы особенностью русской речи татар:
В голове крутилось из моего старого стихотворения: «В грязноватом поезде татарском подъезжаю к городу Москвы». Возвращаясь из Ульяновска, я по совету Ковенчука прислушался к хрипу вагонного репродуктора, и правда, оттуда трещало: «Граждане пассажиры, поезд прибывает в столицу нашей родины, город Москвы». Ы как падежное окончание норовит заменить собой другие с ордынских времен. «Из гласных, идущих горлом, выбери „ы“, придуманное монголом» и т. д. <…> Трубецкой писал, что звук «ы» попал в восточнославянские языки — из тюркских. Москва как татарский город — общее место в русской поэзии.
(Лосев, 1999-б: 58)
В заголовке этого текста «Москвы от Лосеффа» прочитывается и просторечно-диалектный дательный падеж формы Москвы и в то же время именительный падеж, свойственный конструкции типа Евангелие от Матфея. Кроме того, окончание -ы в старославянском и древнерусском языках содержалось в именительном падеже слов бывшего склонения на *ū (праславянское [у] долгое) — слов типа свекры, церкы, мъркы, букы, тыкы (свекровь, церковь, морковь, буква, тыква). Топоним Москва (<— Москы) вполне вписывается в этот ряд.