Читать «Герцоги республики в эпоху переводов: Гуманитарные науки и революция понятий» онлайн - страница 67

Отдельные элементы конструкции Козеллека справедливо заслуживают критики. Но его идея о том, что радикальное изменение видения исторического времени способно повлечь за собой формирование новых понятий, определяющих будущее, стала освоенной, чтобы не сказать классической фигурой мысли, прочно вошедшей в размышления историков.

Нельзя ли предположить, что ситуация, которую мы переживаем сегодня, противоположна той, которую описал Козеллек? Допустим, что сдвиг в восприятии времени, свидетелями которого мы являемся, оказался столь же существенным, как тот, который перенесла Европа в эпоху Французской революции. В таком случае, возможно, в отличие от предшествующего переворота, он вызвал когнитивный шок, помешавший плавному замещению старых понятий новыми. Может быть, особенность момента истории, который мы переживаем сегодня, как раз и состоит в том, что старые понятия больше не в силах описывать изменившийся мир, а новые еще не возникли? Может быть, в этом и заключается причина немоты языка, его непредвиденных каникул?

III. ПРЕДАТЕЛЬСТВО ПЕРЕВОДОВ

Цунами переводов

Эпоха переводов началась во Франции, как мы помним, под знаком «ликвидации отсталости» и поиска новой парадигмы, которая могла бы заполнить пустоту, образовавшуюся после распада функционалистских парадигм. Провинциальный комплекс парижан и немота интеллектуалов стали психологическим ответом на неспособность ни найти, ни создать такие новые учения об обществе, которые позволили бы вернуть социальным наукам былую легитимность. Посмотрим, что принесла эпоха переводов российским коллегам.

От волны переводов, одновременно захлестнувшей Россию и Францию, российские интеллектуалы ждали открытия нового мира: переводы поманили их тем же соблазном, что и французских коллег. Понятно, причин поддаться искушению у русских было несравненно больше: «железный занавес» и изоляция от западной мысли, цензура и полицейский контроль над умами только что остались в прошлом. Неудивительно, что российская интеллигенция связывала с эпохой переводов самые радужные надежды.

Ожидание нового от переводов выглядело тем более естественным, что обращение в поиске новых идей к западной интеллектуальной традиции является неотъемлемой чертой русской культуры, преодолеть которую в полной мере не смогли ни цензура, ни КГБ. Поэтому если для парижан мысль о необходимости наверстывать упущенное стала неприятным откровением последних лет, то для российских коллег она на протяжении нескольких столетий была «магистральной темой русской культуры». После падения «железного занавеса» интеллигенция привычно потянулась к Западу, который должен был избавить от гнетущего чувства неуверенности в правильности интерпретаций и в используемых методах, помочь освоить самые современные направления. В западной традиции российские интеллектуалы искали выход из нелепостей когнитивного хаоса, возникшего на руинах коммунистического режима.