Он закашлялся, на губах лопнул кровавый пузырь.
– Глупая жизнь, – прохрипел Александр, – глупая смерть. Слышишь меня, привратник?
– Лежи тихо и не болтай, – недовольно велел Джеймс.
– Бабушка будет плакать, – вдруг произнес Александр, которому никто и никогда был не указ.
– Ты давно не упоминал о ней.
– Знаю. Я отвратительный внук.
Они долго молчали; становилось все холоднее и холоднее, скоро наступит ночь, выпьет тепло из песков, чтобы утром, с первыми палящими лучами солнца, вернуть его снова.
– Но ты можешь оказаться лучше, – вдруг проговорил Александр.
Джеймс посмотрел в его грязное, почти неузнаваемое лицо.
– О чем ты?
– Тебе нужна семья, Джеймс. А мне моя не очень-то пригодилась. Ты должен мне за Мальту, приятель, должен. Пообещай… Пообещай, что станешь мной. Возьмешь мое имя, когда вернешься, мое имущество, мою жизнь. Я уйду спокойно, если буду знать, что она в надежных руках. И может, скажут потом, что лорд Уэйнрайт не был… совсем уж пропащим.
Ему стало труднее говорить, но он продолжал, задыхаясь, торопясь:
– Ты должен пообещать мне. Проклятье! Я не хотел, чтобы так получилось. Но если свобода моя в смерти, пускай так.
– Александр, я не могу этого сделать.
– Ты можешь и сделаешь! – Рука его метнулась, как змея в броске, горячие пальцы обхватили запястье Джеймса. – Сейчас ты, Рамзи, пообещаешь мне это. Кунвар станет служить тебе. Слышишь, Кунвар?
– Да, господин. – Слуга оказался рядом, наклонился и серой тряпицей стер с губ Александра кровь.
– Будешь его охранять. Расскажешь то, чего он не знает, если еще осталось что-то… А впрочем… Никто не знает меня так, как ты, Джеймс. Все мои грешки, моих женщин, мои поступки и проступки. Ты знаешь, брат.
Его слова были правдой.
– Александр, это обман и преступление.
– Так стань для меня преступником, черт тебя дери! Я умираю. – Он еще сильнее стиснул руку Джеймса и заговорил серьезно: – Я ни в ком не продолжусь. Вот когда впору пожалеть, что не завел детей! Но ты… Ты можешь быть мной. Даже мое второе имя – твое имя, а фамилию свою ты ненавидишь. Твой титул, твоя свобода, твоя семья. Я никогда ни о чем не просил тебя, Джеймс. Сейчас прошу.
Он помолчал немного. Кровь кипела на губах Александра, в его горле.
Джеймс Рамзи склонился над лордом Уэйнрайтом так, чтобы тот видел его лицо в сумерках, в подкрадывавшейся смертной тьме, и произнес отчетливо:
– Я обещаю, брат.
Той ночью он единственный раз в жизни по-настоящему плакал.
Джеймс молчал.
– Послушай, – сказала Роуз, – я все-таки успела немного узнать тебя. Ты человек чести. Ты никогда не пошел бы на это, если б у тебя имелся другой выход.
– Да, – сказал Джеймс, – выхода у меня не было.
Они долго молча смотрели друг на друга, и ничего уже не стоило произносить – все и так стало понятно. Наконец Роуз глухо проговорила:
– Бабушка не должна знать.
– Она не узнает. – Джеймс оглянулся на дверь, но Эмма не спешила возвращаться. – Роуз, помнишь, я сказал, что однажды попрошу у тебя прощения снова?
– За ложь? – вспомнила она.
– Да, за то, что солгал тебе. Теперь ты знаешь, как именно и в чем. С точки зрения закона я – преступник. Я присвоил имя лорда Уэйнрайта, его состояние, но пользовался всем тем, лишь когда не имелось другого выхода. Это, конечно, не оправдание. Твоя бабушка вправе потребовать справедливости. Ничем хорошим для меня это не закончится, но я готов. Я был готов с того мига, как впервые увидел тебя и узнал, кто ты. Только я… не смог сразу тебе открыться.
