Читать «Любовная лирика классических поэтов Востока» онлайн - страница 82

Омар Хайям

3

Остановись у палаток, развалины обрыдай, Стенам обветшалым вопрос вековечный задай; Узнай ты у них, где твоих ненаглядных шатры, Где след их в пустыне, поклажа, стада и костры. Все словно бы рядом, но это всегдашний мираж: И пальмы, и люди, и груды лежащих поклаж. Все так далеки, а пустыня окрест горяча, Они на чужбине кочуют у чудо-ключа. Я ветер восточный спросил: «О, скажи, задувавший с утра, Где встретил ты их — на пути или возле шатра?». И ветер ответил: «Они на вершине холма Поставили нынче свои кочевые дома. Они над любимой раскинули полог цветной, Чтоб ей не во вред оказался полуденный зной. Верблюдов усталых уже разгрузили они. А ты собирайся! Седлай! Разыщи! Догони! Когда же устанешь гостить по заезжим дворам, Когда поплутаешь по долам, пескам и горам, Тогда их стоянку почует замученный конь — Увидишь костер их, похожий на страсти огонь. Седлай! Собирайся! Ты страстью великой объят. А страхи пустыни пред нею беспомощней львят!».

4

Из-за томной, стыдливой и скромной я тягостно болен. Вы сказали о ней — я утешен, польщен и доволен. Стонут голуби горько в полете крутом и прощальном; Их печали меня навсегда оставляют печальным. Мне дороже всего это личико с мягким овалом, Среди прочих красавиц сокрыто оно покрывалом. Было время, глядел я влюбленно на это светило, Но оно закатилось, и душу печаль помутила. Вижу брошенный угол и птиц, запустения вестниц; Сколько прежде в шатрах я знавал полногрудых прелестниц! Жизнь отца своего я отдам, повинуясь желанью, Повинуясь пыланью, в душе моей вызванном ланью. Мысль о ней в пламенах, осиянная сказочным светом. Разгорается свет — и пылание меркнет при этом… О друзья, не спешите! Прошу вас, друзья, не спешите! У развалин жилища ее — вы коней вороных придержите! Придержите, друзья, скакуна моего за поводья, Погорюйте со мною, друзья дорогие, сегодня! Постоимте немного, оплачем мою неудачу, Или лучше один я свою неудачу оплачу! Словно стрелы каленые, выстрелы яростной страсти, И желания меч пересек мое сердце на части. Вы участьем меня, дорогие друзья, подарите, Вы отчасти хоть слезы мои, дорогие друзья, разделите! Расскажите, друзья, расскажите о Хинд и о Лубне! О Сулейме, Инане и Зейнаб рассказ будет люб мне. А потом, когда станем блуждать, как блуждали доселе, Расскажите о пастбищах тех, где резвятся газели. О Маджнуне и Лейле скажите, мое утоляя пыланье, Расскажите о Мей и еще о злосчастном Гайляне. Ах, сколь длительна страсть к той, которой — стихов моих четки, Россыпь слов, красноречье и доводы мудрости четкой. Родовита она, ее родичи царского сана, Властелины великого града они Исфахана. Дочь Ирана она, и отец ее — мой же учитель. Я же ей не чета — я пустынного Йемена житель. И отсюда тревожность моя и счастливых минут невозможность; Мы неровня друг другу — мы просто противоположность. Если б ты увидал за беседою нас, в разговорах, Где друг другу мы кубки любви подносили во взорах, Где в беседе горячечной, пылкой, немой, безъязыкой Наша страсть оставалась взаимной и равновеликой — Был бы ты поражен этим зрелищем дивным и странным. Ведь в глазах наших Йемен соединился с Ираном! Нет, не прав был поэт, мне, наследнику, путь указавший, Нет, не прав был поэт, в достоверное время сказавший, «Кто Канопус с Плеядами в небе высоком поженит? Кто порядок всегдашний в чертогах небесных изменит? Вековечный порядок незыблем, един и всемерен: Над Ираном — Плеяды, Канопуса родина — Йемен».