Долгой бессонной ночью моя тайна раскрылась глазам,И зрачки воззвали на помощь, боясь покориться слезам.В пучину тоски и волнений, неведомую досель,Меня погрузила печали не знающая газель.Она припадает к кубку, совсем подобна, смотри,Месяцу молодому, что тает в багрянце зари!
40
Трезвым не будь, поскольку пьянство всего примерней,Утреннюю попойку соединяй с вечерней.Трезвенник пусть горланит, словно кимвал бряцая,Слух легковерных ранит, радость твою порицая!Пусть сей ничтожный малый, плоше щербатой крынки,Вздорным своим благочестьем торгует на вшивом рынке!Выбрав себе дорогу, занятье или забаву,Делай лишь то, что по сердцу, что по душе иль нраву!В этом я твердо уверен, не испытываю сомненья,Это мое правдивое и справедливое мненье!Выдержанные вина щедро пускай вкруговуюИ, осушивши чашу, бери немедля другую!Не пей ничего (о благе взывают наши напевы),Кроме вина и влаги уст возлюбленной девы!Разве не слышишь, как утром гудят облака блестящие:«Эй, протирайте очи! Эй, пробуждайтесь, спящие!».
41
Развлеките меня, ведь в жизни все — развлеченье, живем пока!Жизнь, после которой приходит смерть, — отчаянно коротка.Берите услады у времени, нам отпущенного взаймы,Удары судьбы не медлят: пройдем и исчезнем мы.Так дайте у этого мира мне взять все отрады его!Когда я его покину, мне будет не до того.
42
Я наконец опомнился, но после каких безумств настали хлад и грусть.Так не ищи любви на том погосте, куда я больше в жизни не вернусь!Я нынче охладелый седоглавец, и юноши зовут меня: «Отец!» —Мне нынче места нет в очах красавиц и в теплоте строптивых их сердец.Я развлекаюсь, сам себе переча, почти лишен душевного огня.Подумать только! Никакая встреча совсем уже не радует меня!Я всеми позабыт в домах соседних — в своем привычном дружеском кругу,Но, впрочем, есть веселый собеседник, на шалости его я разожгу!Да есть еще хозяйка винной лавки, она исправно верует в Христа,Я постучался к ней, едва зарделась рассветная густая теплота.Она услышала, кто к ней явился, узнала забулдыгу по шагам.Того, которого не любят деньги, да и за что любить меня деньгам!Потом она покинула лежанку, с кувшинов сбила хрупкую печать, —Так сон дурной оставил христианку, ей веки перестал отягощать.Ночь распустила крылья в блеске винном, вспорхнула, чтоб лететь в свои шатры,Ведь меж большой бутылью и кувшином был солнца луч припрятан до поры!И вот хозяйка принесла мне в кубке такого золотистого вина,Зрачки которого блестели, хрупки, ресницами не скрыты допьяна!Вино хранилось бережно в подвале, и тень его гнала полдневный зной,Когда чертоги дня торжествовали и душный день кипел голубизной.Бутыль, увита в мягкость полотенец, стоит со сверстницами заодно,А в ней, как созревающий младенец, крепчает вдохновенное вино.Так будь подобен утреннему свету, и мрак гони, и пальцы растопырь,Еще не пробужденный, не воспетый, дух винограда, мальчик-богатырь!И подал мне мое вино с улыбкой, как чудо-ветвь сгибая тонкий стан,Неумолимый виночерпий, гибкий и облаченный в шелковый кафтан.И мускус цвел на лбу его широком, и виночерпий был, как солнце, юн,А на виске его свернулся локон, как полукруг волшебной буквы «нун»!
