Читать «Сорок роз» онлайн - страница 64

— Только соус в кубиках.

— Да, — кивнул он, — соус для жаркого, в кубиках.

Когда подошел поезд, Майер сумел выбить для Марии билет до самого дома, до городка. Сказал кассиру, что она медсестра из Красного Креста и сегодня ее ждут на службе.

В вагоне Мария открыла окно и высунулась наружу. Закрылись последние двери, кондуктор вспрыгнул на подножку, послышался свисток, дежурный взмахнул сигнальным диском, и Майер, вцепившись в велосипед, ценнейшее свое достояние, с которым собирался выиграть войну, рванул по перрону, стараясь не отстать от ее окна, от колонны к колонне, все быстрее, быстрее. Хочется ли ей увидеть его снова? Может, пригласить его? Она раздумывала, он бежал, она махала рукой, он что-то кричал, но поезд гремел все громче, перестук, громыхание, лязг, пыхтение, грохот, перрон остался позади, велосипед упал, и вот уж маленькая станция с долговязым светловолосым парнем, словно мишень, прижимающим к груди картуз, исчезла меж высокими стенами скал, в дальнем закоулке иссиня-серой долины, окутанной клочьями тумана, — Мария ехала домой.

Поезд катил вперед, дальше и дальше, и, когда долина осталась позади, Мария успокоилась. Макс Майер, сотрудник пронацистски настроенного д-ра Фокса, не пара девушке-еврейке.

Столп

Мария ходила в городскую гимназию, а вечера, как прежде, проводила за роялем, вместе с папá.

Она робела расспрашивать старого господина о его приключениях, а он избегал заводить с дочкой разговоры о жизни в пансионе. Оба сосредоточились на музыке, на технических указаниях, на перемене ритма. Ее это устраивало, деликатность папá была очень кстати, ведь Мария тоже предпочитала не распространяться о минувших годах.

Однажды утром, незадолго до Рождества, когда она спешила к мессе, одна из прохожих приветливо ей кивнула. Мария была так озадачена, что, не ответив на поклон, торопливо пошла дальше, но в церкви заметила, что приветливость прохожей отнюдь не случайна. Другие женщины тоже здоровались с нею как со старинной знакомой. И табачные плевки прекратились, тротуар у нее за спиной оставался чист, а мясник, если и выходил из лавки в своей тесной, забрызганной кровью куртке, то с интересом глазел на небо, где все чаще гудели бомбардировщики союзников.

Как-то вечером папá позвал ее на террасу. Он стал у парапета, она тоже, и оба долго, не говоря ни слова, смотрели в туман, ковром укрывший озеро. Затемнение пока не отменили, и огней нигде не было видно — ни освещенных окон, ни фонарей, ни автомобильных фар. Холодало, настала ночь, и неожиданно папá, положив ладонь ей на предплечье, сказал:

— Смотри, звезды тоже подчиняются законам гармонии.

Он сказал «гармонии»?

Ей вспомнилась Генуя, где она с шелковым зонтиком сидела на причальной тумбе и смотрела на черную стену моря, за которой исчезла «Батавия». Вспомнились кошки, шнырявшие по безлюдной, залитой лунным светом набережной, рыбак, замерший среди своих сетей, странствующий цирюльник, поджидавший клиентов под газовым фонарем, и медленно удалявшийся катер. Она никогда не забудет, что ощутила тогда: бесконечность Вселенной, где осталась совсем одна, без отца, без матери, сирота, у которой даже слез нет. И внезапно, кажется, поняла, что имел в виду папá. Поняла не умом, а душой. Чутьем угадала, что во всем был и есть смысл — и тогда, в гавани, и сейчас, на террасе. Меж нею и вуалью галактик наверняка существует взаимосвязь, гармония, пронизывающая и определяющая все — ее страдания, небеса, мир и ее счастье. На незримых линейках нотного стана висели во мраке звезды.