Читать «Сорок роз» онлайн - страница 58
Томас Хюрлиман
— За каждым столом есть свой гереро. Это народ в Юго-Западной Африке, который нибелунги уморили голодом. Ты забыл, братишка?
— Понял, — смущенно улыбнулся он, — ты прочитала мои письма к маман.
— Случайно на них наткнулась.
— Мне в голову не приходило, что она их берегла.
— Пачка была перевязана шелковой ленточкой.
Брат просто поверить не мог. Маман, по его словам, была с ним очень строга.
— А в альпийских лугах, на прогулках…
— Когда маман лечилась в санатории? — Он печально покачал головой. — Она часами причесывалась, и в конце концов гулять было уже слишком поздно.
— Туберкулезные больные считали вас парочкой.
— Откуда ты знаешь?
— От нее самой.
— Если так, то она несколько сгустила краски.
Муха с налету врезалась в стекло зарешеченного окна, а потом настала такая тишина, что, казалось, заслонка дышит, будто рот.
— А ведь верно! — неожиданно воскликнул брат. — Один раз она вовремя управилась с макияжем и прической, и мы гуляли по лугам.
— К церквушке ходили?
— Да, Мария.
— Потом у тебя начался новый триместр, а вскоре маман тоже уехала.
— Ты хотела сказать, вернулась домой.
— Да, домой. К папá.
И тут брат беззвучно, одними губами, прошептал:
— Он… снова… здесь.
Кац мгновенно смекнула, что ей делать.
* * *
Церковные двери с грохотом захлопнулись, гулкий отзвук утих, а когда она окунула пальцы в латунную чашу, тончайшая корочка льда, затянувшая святую воду, разбилась с тихим, нежным звоном. Холоднющие кончики пальцев коснулись лба и губ, затем она скользнула к скамьям, преклонила колени, молитвенно сложила ладони.
Она дерзнула совершить нечто немыслимое. Не так давно в журнале, выложенном для просмотра в учебном зале, ей попалась на глаза статья, автор которой, студент, пылко и страстно писал о будущем. Слово в защиту будущего — она восприняла его как самый настоящий призыв изменить собственное положение. Ей хотелось домой. К папá. Но для этого нужно, чтобы ее вышибли из строгого учебного заведения, хотя бы и с позором. И она написала студенту
Из мрака проступили стрельчатые окна, по стеклам скребли птичьи лапки дождя, капли, тускло поблескивая, сбегали вниз. По боковым стенам лепились мрачные клетушки — исповедальни. В головокружительной вышине висели летучие мыши, замершие на лету, — ангелы. Центральный проход — как блеклая пыльная дорога, повсюду тени, крылья, мраморные ноги, и, несмотря на промерзший воздух, пахло здесь увядшими цветами, влажной известкой, растаявшим воском.
В какой-то миг перезвон, высоко на башне.
В какой-то миг резкая трель звонка, в пансионе.
В готических окнах уже понемногу забрезжило утро, у алтаря желтовато-белыми кляксами горели в сумраке свечи — и вот свершилось! В апсиде вспыхнула розетка, затянула розоватым пушком ледяной пол на хорах. Тысячи раз перекрашенные скамьи подернулись щербатыми бликами; ангельские крыла, мраморные ноги и золотой лев, поставивший лапу на Евангелие, — все ожило. Засияло золото, замерцал жемчуг, а затем сквозь витражные картины потоком хлынуло солнце, зелено-голубые, желто-алые волны, но то было лишь вступление, лишь прелюдия, ведь теперь, на порубежье дня и ночи, перед нею осиянная сверкающим венцом листового золота, с младенцем на руках, в короне, с неизъяснимой улыбкой на лике явилась Приснодева, ее покровительница, Мадонна.