Читать «Сорок роз» онлайн - страница 111

Потом составилась небольшая процессия. Впереди Макс — голова тестя, словно голова спящего ребенка, покоилась у него на плече. За ним шла Луиза, несла табуретку, а она, Мария, замыкала шествие, изо всех сил стараясь не бежать вприскочку. Почему? Да просто так. От любви. От нежности. Чтобы еще разок, самый последний разок, побыть его дочкой, его маленькой любимицей, которая в одной руке раскачивала лейку, а в другой — соломенную шляпу. В гостиной они положили папá на канапе, и если он еще хоть что-то видел в этом мире своими удивленными, широко открытыми детскими глазами, то не иначе как круглый плафон с мушиной гробницей. Луиза закрыла ему глаза и заклеила их пластырем. На всякий случай, как она сказала.

Идти навстречу звезде, вот и все.

Двойная жизнь

Похоронили папá на еврейском кладбище в университетском городке неподалеку, рядом с Шелковым Кацем. Дождь лил как из ведра, все прятались под зонтами, и незнакомый ритуал, монотонные песнопения и заупокойные иудейские молитвы толком дочери не запомнились. Чтобы не смущать еврейское общество, брат ждал за кладбищенской стеной.

По еврейскому обычаю, во время семидневного траура Мария обувь не надевала и носила платье, на котором ножницами проделала несколько дырок. С чердака она принесла менору, семисвечник, поставила на буфет рядом с фотографией родителей. Письменных соболезнований пришло на удивление много, и за каждое она письменно же поблагодарила. Кроме того, пришлось принять множество посетителей, и порой было слегка утомительно терпеть их лживые речи.

— Какой человек! — растроганно твердил Арбенц. — Модельер милостью Божией!

Самым тягостным оказался визит старика Лаванды. Расположившись в курительной, он крепко стиснул зубы и протянул ей пакетик с мятными пастилками. Господи Боже, когда он так вот сидел и взглядом умолял ее взять пастилку, она просто представить себе не могла, что в молодости этот человек пересекал экватор, бывал у берегов Борнео и говорил юной девочке о либидо! После первой порции виски он немного воспрянул и начал монолог, состоявший из сплошных повторов. Поскольку он все время забывал, о чем только что говорил, то барахтался в одной и той же теме, снова и снова повторяя, что даже коллега Оскар бессилен против смерти.

Вечер, бесконечный вечер. В какой-то миг Лаванда опять достал пакетик с пастилками, протянул ей — и оцепенел с вытянутой рукой. Словно запамятовал, что необходимы хоть какие-то движения, как минимум головой или языком, чтобы плыть в потоке времен, — он сидел и таращил глаза, а когда рука, отчаянно сжимавшая пакетик, слегка задрожала, послышался тихий, едва внятный шорох. Жизненный факел Лаванды угасал. Самый верный друг семьи попросту ушуршал прочь, оставив в курительной скверный, навязчивый запах лавандовой воды и хлороформа со слабой примесью псины — что делать, больной желудок (рак, шушукались в городке, никаких шансов).