Читать «Избранная проза и переписка» онлайн - страница 5
Алла Сергеевна Головина
— Маму зовут Надя, — ответил мальчик, — а меня — Симеон, а папу — Дима.
Вилла была маленькая и странная. Ее, видимо, задумали как русский барский дом, но потом денег не хватило, что ли. Терраса, очевидно, годилась только для сушки белья, и в комнатах, должно быть, было сыро. На калиточке сверху стояло названье: надежда — с маленькой буквы, и номер — девять.
— Мне тоже будет девять лет, — сказал Симеон и плюнул в Евгеньева. Впрочем, сейчас же оказалось, что он плюнул не в него, а в русского мальчика, шедшего из детского сада. Мальчик был чистенький, в фартучке французского образца и вроде как бы в дворянской фуражечке.
— Подожди, попадешь ты к нам в школу, — крикнул мальчик, подходя к забору сзади Евгеньева, — там таких, как ты, по углам держат.
— Не ссорьтесь, деточки, — забормотал Евгеньев, сталкивая ребенка с приступочки во дворик, — это же бог знает что вы делаете.
Школьник отошел в сторону и засвистел. Симеон запрыгал от злости и запел «Маделон». Школьник, перебивая, запел крикливо, как, вероятно, пели в школьном хоре, про лягушонка. Из окна выглянула женщина в синей повязке на волосах, бледная, сероглазая и очень сердитая.
— Сеня, — закричала она, — иди сюда, негодяй.
Евгеньев поклонился и сконфузился. Дама махнула рукой и скрылась. Но так как на террасе она потом не показалась, сцена, почти без перерыва, продолжалась дальше.
— Я хожу уже к вам в школу, — сказал Сеня хвастливо, — и по углам не стою.
— Только на Закон Божий ходишь, — ответил школьник, — и к батюшке подлизываешься. Симеон, — передразнил он кого-то басом. Сеня подумал.
— Я не подлизываюсь, — шепнул он в сторону Евгеньева, — я верующий.
— А кто ругается? — спросил школьник. — Нет, ты скажи, кто хуже всех ругается?
— А кто один из всех знает «Верую до будущего века, аминь»? — крикнул Сеня.
Евгеньев растерялся и ушел. Но с тех пор Симеон поджидал его сам у забора. Он, вероятно, мог бы вдохновить Нестерова, этот грязный босоногий мальчишка. Особенно когда играл на поганой дудочке с несколькими дырками и смотрел вкось из-за забора на лес. Евгеньев дарил ему шоколад, просил не ругаться и все посматривал с опаской на окна. Надя показывалась редко. Один раз она вышла на дорогу, резко хлопнув калиткой, и было в ее серых глазах и черной лисе, падающей с плеча, что-то такое, отчего у Евгеньева сразу заболело сердце. За ней шел некрасивый человек. У калитки он остановился, перекрестил Надину спину и пошел назад.
— Дима, — предложил Симеон, — я тебе сейчас расскажу что-то интересное. Приду домой и расскажу.
— Не надо, — сказал Дима и скрылся на террасе. Потом он показался в верхнем оконце и уныло постоял, облокотясь неизвестно о что, так как подоконников в доме не было — полное отсутствие цветов и стаканов в окнах было тому порукой.
Однажды Симеон попросил Евгеньева увезти его в Африку.
— Мы будем крестить негров, и они станут белые, — объяснил он.
— Зачем? — удивился инвалид.
— А затем, — хитро прищурился Симеон, — что у тебя вторая рука вырастет, если ты будешь благословлять.