Читать «Избранная проза и переписка» онлайн - страница 47

— Господи! — хлопала ему навстречу мать кухонным ножом по столу. — Не буду я тебе ужин подавать по три раза.

Сестра смеялась загадочно, звеня серьгами, и заводила разговор о том, что если у кого переэкзаменовка по математике, то немецкий язык изучать совсем не обязательно.

— Да! — говорил Сеня, проглатывая котлету. — Да, немецкий язык. А ты дура.

И уходил, хлопая дверями, в свою комнату.

Выплывала луна, и внизу, в комнате Греты, всхлипывала и бормотала древняя цитра, пробуя рассказать Сене что-то необыкновенно прекрасное и печальное до бесконечности.

Перемежаясь с математикой, тянулся Сенин роман, и ни одного решающего слова еще не было сказано.

— Пойди погуляй, — сказала мама Олечке как-то днем, располагаясь писать папе письмо с жалобой на Сеню, что он не занимается.

— Некуда! — фальшиво-равнодушно ответила Олечка, ложась на диван, и тут же вскипела неожиданно: — Я тебе говорила: поедем на дачу. Так нет же: дороговизна, не отдохнем, нахалы на пляже пристают. Я в пятый класс перешла — имею, кажется, право! Сенька гуляет с переэкзаменовкой и в ус себе, негодяй, не дует.

Олечка заплакала.

— Тише, — застонал Сеня, сидящий с тетрадкой в углу и закрывая уши ладонями. — Нет никаких сил заниматься. В моей комнате полы через день моют. Мамочка, обрати внимание на Ольку.

Хотелось в лес, но утром Грета была занята, а сейчас мать не пустила его. (Вот погоди, скажу я твоей белобрысой, как отбивать молодых людей от книжки!) И вчера не ходили, и позавчера… Казалось даже, что улыбка Греты начала стираться в памяти, как надпись на памятнике Мадонны, которую они разбирали каждый вечер вместе.

— Хи-хи-хи! — вдруг развеселилась Олечка. — А твоя Гретхен, видно, Фауста разыскала, почище тебя.

Все высунулись в окошко. Рядом с кинематографом молодой человек, помощник Гретиного отца, в костюме цвета персидской сирени, убеждал в чем-то Грету. Грета стояла, опустив голову, а молодой человек убеждал и убеждал. Он махал рукой, щелкал палочкой по сточной решетке и напирал изнутри на грудь крахмальной рубашки, чтобы лежала гладко. Потом они пошли рядом, что Олечку потрясло окончательной радостью, а Сеню обидело остро. Было ясно… Любовь пропадала на глазах из-за паршивой математики.

Они увиделись через три дня за городом, у ржавого креста. Сена сделал откуда-то выписки, что по преданию этот крест поворачивается незаметно, и когда отвернется от города окончательно, то откуда— то из-под земли хлынет река и затопит обывателей, на этот раз уже бесповоротно. Впрочем, крест по виду был не старше двадцати лет и стоял пряменько, но легенда опутывала его таинственностью, и Сене он нравился бесконечно.

Грета была, по случаю ветра, в самодельном вязаном платье, и глаза у нее были печальные и красные от затаенной непонятной обиды. Сеня знал, что вместо блокнота для третьей зарисовки креста нужно развернуть перед Гретой душу, но, во-первых, по-немецки это было сделать трудно, а во-вторых, было обидно за пекарского молодчика. «Барон, барон», а тут булочника предпочла. Все они — как Олечка, только скрывают до поры до времени.