Читать «Избранная проза и переписка» онлайн - страница 108

Был такой мальчик — Сережка. Играл в пьесе Духа Дерева и был упрям вот именно как пень.

— Сережка, — говорит мальчик, играющий роль Кота, — я тебя должен спросить французские слова для твоей роли. Как по-французски «чистилище»? (!)

— Не буду я совсем играть, — отвечает Сережка. — Пускай попробуют без меня обойтись.

— В ухо дам, — говорит Кот.

— Аэроплан летит, — отвечает Сережка, бьет ногой под колено Кота, смотрящего в небо, сам падает в канавку и исчезает неизвестно куда.

Был еще мальчик Лелик. Глаза, как у калмыка, толстое пузо. Сказал мне, что он — француз и родился на Эйфелевой башне. Фантазией затыкал за пояс Метерлинка, бил кулаками двух исполнительниц ролей Нерожденных Душ — Влюбленную Душу и Душу Изобретательницу. «Души» плакали и жаловались мне с Машей. Мы сначала на детей кричали, а потом стали заниматься демагогией и приносить им, как лошадям, сахар на репетиции.

— От сахара зубки болят, — говорила Муза, когда Маша ее наказывала и лишала подкупа. — От сахара глисты бывают.

— Боже мой, — говорила Маша. — И подумать только, что у нас у самих, может быть, когда-нибудь дети будут — такие мерзавки.

— Я ведь играю Духа Лампы, — стонала Муза, — оттого, что у меня золотые волосики. Я хочу желтое платьице иметь. Пошейте мне, Александра Александровна, желтое платьице.

— Ты наденешь то, что тебе дадут, — холодно отвечала Александра Александровна Каменева, — а сейчас уходи, потому что ты мне на нервы действуешь.

Муза выползала из комнаты, как лисица, и говорила потом своей воспитательнице, что ее задержали на репетиции до шести часов, а на самом деле до шести часов она успевала передраться около скотного двора с сыном чеха-почтальона, Миреком, и поменяться с ним, для чего-то, чулками. Потом они ехали под телегой с грузом капусты на верхнюю столовую, там срывались из-за колес и разбегались в разные стороны заметать следы каждый в отдельности.

А. А. Каменева работала много. И она «пошила» Музе желтое платьице и множество хитонов для Душ. Ал. Влад. Каменев работал чудовищно, обучая этих маленьких детей символическому языку Метерлинка. А мы с Машей неожиданно прямо прошли целый курс детской психологии, не менее полный, чем слушатели Педагогического института у профессора Трошина.

Как устали мы с Машей за две недели, как изумлялась я, глядя на сцену, ибо Муза — Лампа носила в себе все зачатки греховности и отблески гиены, потому что Сережка — Дерево был величествен в своей тупости, как дуб. Что же касается Лелика, то он наряду с другими Душами сиял кротостью, и калмыцкие его глаза смотрели вверх, не мигая. И я увидела, что нет лучших артистов на земле, чем маленькие дети.

Перед спектаклем мы с Машей переодевали всю труппу в гимнастическом зале и вели ее через двор за кулисы. У детей персонала оказалось по две и по три пары панталонов, ввиду зимы. Лифчики были унизаны пуговицами, во всех карманах лежали носовые платки. А Муза состояла из рубища, предметов, перевернутых наизнанку, и чулок Мирека.

В большом сером гимнастическом зале, на аппаратах, называемых кобылами, висело казенное белье, меченное огромными номерами, потому что хитоны надевались на голое тело. Жаркая Муза рыдала от холода.