Читать «Марина Юрьевна Мнишек, царица Всея Руси» онлайн - страница 209

— Толку-то: все равно не семья — так, видимость одна. Монашеский чин блюсти надо.

— Она и блюдет. Иной раз только, гости сказывали, перед иконами в храме на пол упадет, слезами горючими зальется, монашки еле подымут да в келью сведут. Настоятельница ей строго выговаривала: нельзя ей мирскими заботами жить.

— Нельзя-нельзя, а, сам говоришь, с сыном и в Москву поехала, и делами государственными заниматься стала.

Что там, не согрешишь — не покаяшься. Бог простит.

— Царей всегда прощает.

— Да ты что! Как смеешь! Потому и прощает, что есть они не что иное, как наместники его на земле. Нам их слушаться надобно, им за нас перед Господом нашим предстоять.

— Так кого же слушаться — царицу Марину Юрьевну аль Великую Старицу? Старицу-то еще никто на царство не венчал, да в монашеском чине венчать и не будет.

— Вот уж вправду загадку загадал!

— Хороша загадка! До Москвы далеко, до царя высоко, а нам здесь жить надобно. От голоду да лихой смерти себя оберечь. Выкинуть Маринку с атаманом Заруцким отсюда — и весь сказ!

— Быстрей начнем, быстрее кончим. Глядишь, на Светлое Христово Воскресенье звоны услышим, под благовест пасхальный по домам расходиться будем.

— Немного у человека радостей, пусть вернет нам Божескую.

— Пусть вернет!

— А не хочет верой своей люторской поступиться, пущай в другом каком месте по-своему молится, от звуков божественных своего сынка оберегает! Так что ли, други милые!

— Так! Только так!

— Вот, благословясь, на Кремль наш и двинем!

— Проститься пришел, государыня!

— Как проститься, Заруцкий? Что сталось?

— Астраханцы против нас вышли. Кремль со всех сторон окружили. Без боя не отобьемся.

— Осада? Это называется осада…

— Что ж, Марина Юрьевна, на правду глаза закрывать. Осада и есть. Не тебя одну с царевичем защищать надо — одной свиты у тебя, государыня, не менее сотни человек. Им та же беда грозит.

— Знаю. Все знаю. Это ты еще не знаешь, Заруцкий, как оно бывает. Отговорить тебя не могу. Только… только береги себя… Янек… Не как жолнежа, не как регента будущего царского прошу… Как человека… Береги себя, ради Господа нашего Многомилостивого, в щедротах своих неисчислимого. Многострадального, Матерью своей оплаканного, береги…

— Да ты плачешь, государыня? Что ты! Что ты! Вернусь я живой и невредимый. После слезы твоей неоцененной как Бог свят вернусь. Не круши себя, не круши, царица. Все устроится. Все ладно будет. А где гишпанский чернец твой? Благословиться у него на всякий случай хочу.

— Здесь я, здесь, сын мой. Да пребудет с тобой милость Господня ныне и присно, и во веки веков. Будет она тебе покровом нерушимым. Иди, мой сын, не сомневайся, иди!

— Пошел. В самом деле пошел. Вон на детинце говорит с казаками. Смеется. Окно бы отворить — услышать. Отец мой, пошли туда верного человека. Чтобы рядом с вельможным паном. И чтобы — чтобы не попадался ему на глаза. Пошли же, отец мой, поторопись, очень тебя прошу. Ты же найдешь верного человека, правда?

— Постараюсь, дочь моя. Но…

— Потом, потом, святой отец! Я все объясню, только не сейчас.