Читать «Донская повесть. Наташина жалость (Повести)» онлайн - страница 78

Просыпаясь, Андрей пошевелил пальцами, сжатыми в кулак, — в нем было пусто. В животе на все лады урчало и пело, будто шарманку туда посадили; кишки зудели. У пожарного сарая гомонили басовитые голоса. Андрей, напрягаясь, хотел было послушать, но голоса путались, перебивали друг друга, и он ничего не понял. Поворачиваясь на другой бок, на минуту пожалел о потерянном серебре, а больше — о кастрюле вареников, но потом его мысли смешались, и он снова стал забываться.

Когда очнулся второй раз, ему показалось, что его потревожил гром. Он открыл глаза: через щелку бился луч солнца и, попадая ему в лицо, ослеплял его. Андрей потряс головой — шею ему сводило судорогами. «Что бы это значило? — удивился он. — И тучи нет, а гром. Приснилось мне али что?» Но вот он услышал, как где-то за бугром, вдалеке грянуло еще крепче. Через амбар голосисто просвистел снаряд — музыка очень знакома батарейцу! — и за хутором, у мельницы, дрогнула земля. Андрей забыл о своих болячках: вскочил, подпрыгнул к двери.

На улице было тихо, спокойно. К пожарному сараю, задумчиво понуря головы, брели телята, лениво помахивали хвостами. О порожек амбара чья-то свинья чесала спину. У плетня пикали только что увидевшие свет цыплята. Нахохлившаяся наседка ревниво следила за ними, призывно квохтала. Где-то у речки шла бабья визгливая перебранка. По направлению к церкви нарастал неразборчивый гвалт казаков, слышались сердитые выкрики.

Но вот Андрей заметил, как по дороге галопом пылит какой-то всадник. Он отжал двери, делая щель пошире, и въелся глазами. Всадник устремленно пригибался к луке — посадка крепкая, как влитая, — прижимал к бедру винтовку и сверкающей шпорой горячил рослого буланого коня. Сбоку, на зеленой гимнастерке, блистала бутылочная бомба. Андрей узнал буланого пожарника, а уж потом — и всадника.

— Филипп, Филипп! — рявкнул басом Андрей и всею силой громыхнул о дверь кулаками.

XI

Когда над хутором разорвались первые орудийные снаряды, сотня Арчакова пришла в небывалое смятение. Сторожевые посты, расставленные по косогору, не видя начальства, один за другим самовольно снимались и тайком ныряли в хутор: кто был напуган никогда не слыханной музыкой, а кто просто воспользовался случаем и под шумок улизнул домой — такими были в большинстве фронтовики.

Сам Арчаков при взрыве у мельницы бешено вскочил с постели — после ночных объездов он утомленно спал под сараем — в одном белье, распугав со двора кур, подбежал к гуменным воротам. С бугра по отлогой лощине — в версте от ворот — торопливо спускались люди. Их было трое. Пригибаясь, как под пулями, и обгоняя друг друга, они шариками катились прямо к саду. Арчаков угадал постовых.

— Ах вы вояки, мать… мать! Семен, коня!

Семен только что спустился с порожков крыльца. На его простодушном лице светилась плохо скрытая радость. Но Арчакову некогда было на него смотреть. В полминуты он накинул на себя обмундирование, оружие, схватил беспокойно переступавшего строевого, уже оседланного Семеном, и по гумнам, через высокие насыпи и канавы, метнулся на бугор.