Читать «Донская повесть. Наташина жалость (Повести)» онлайн - страница 37

Тот, выворачивая кисет, буркнул под нос:

— Ну что ж, почитай… Все равно делать нечего.

Арчаков нехотя моргнул, кашлянул, но обиду проглотил терпеливо. Что спросить с полуграмотного казака? Он, может быть, и сам не сознает, что сказал непростительную дерзость. Откинулся на подоконник, пристроил поудобнее локоть и пододвинул к себе бумаги. Читал он громко, будто перед большой сходкой, и как мог трогательно; изредка, вскидывая бровями, посматривал на Филиппа. А тот, дымя цигаркой и думая о чем-то своем, блуждал взглядом по хате. Мысли его были далеки от того, о чем говорил атаман, но он, не желая обижать Арчакова, делал вид, что слушает. Еще в полку ему надоели офицеры с такими же речами. Там, где атаман особенно мрачно рисовал положение Дона и России, Арчаков звенящим тенором, что есть мочи, кричал: «Страна наша накануне гибели!» Филипп, словно пробуждаясь, поднимал тогда голову, затягивался цигаркой и, махая рукой, отгонял от себя дым.

Скрипнула дверь, и в хату вошла Варвара. Она удивленно поглядела на Василия, с минуту слушала и, подойдя к вешалке, сбросила платок. Потом повернулась к окну и нечаянно увидела Филиппа. Широкие крутые брови ее дрогнули, ресницы испуганно заморгали. Она сразу же съежилась и потухла. Густо рдея, низко поклонилась Филиппу и прошла в горницу. Филипп успел заметить на ее лице большие синие под веками круги то, что ее глаза уже не играли, как раньше. Ему стало нестерпимо больно, и он мысленно обругал себя за то, что так грубо, по-скотски обошелся с ней на стану.

Арчаков закончил читать и, расчувствовавшись, тяжело сопел, дергал одним усом. Филипп сидел понуро, уставившись в трещину в полу. Арчаков мельком взглянул на него — его задумчивый вид он объяснил по-своему — и внутренне восторжествовал. Наконец-то! Проняло!

— Ну как? — уверенно спросил он, нисколько не сомневаясь, что читал не зря.

Филипп сосредоточенно топтал окурок, повременил с ответом.

— Да ничего… насобачился брехать.

Арчаков двинул ногой, и стол жалобно пискнул, откатился.

— Не знаю, Филипп! Будто умный был человек, что с тобой случилось, никак не пойму! Ни-ика-ак не пойму! Ведь ты же казак, да еще урядник, а нутро у тебя мужичье! — Арчаков вдруг спохватился — ведь этак можно отпугнуть его — и, побормотав что-то, заговорил уже более спокойно, даже ласково: — Вот что, Филипп… Нервы, нервы у нас, брат, того… Пошаливают. Да. Я ведь призвал тебя не из-за этого. Не то хотел сказать. У меня есть дело поважнее…

Он щелкнул серебряным портсигаром, протянул Филиппу папироску и подробно принялся рассказывать о том, что ему, как офицеру, поручили (кто поручил — об этом он не сказал) организовать казачью сотню из хуторян — «это на всякий случай, для самообороны», — а в число урядников предложили взять его, Филиппа. В хуторе урядников хоть и немало, но таких, как Филипп, — раз, два и обчелся. А в сотню нужно брать, конечно, лучших. Притом станичный атаман обещал в самом скором времени исходатайствовать для Филиппа чин подхорунжего. Атаман извиняется перед ним за какие-то старые, неизвестные для него, Арчакова, дела…