Читать «Донская повесть. Наташина жалость (Повести)» онлайн - страница 36

Филипп, уронив голову, слушал, и линялое от ветра лицо его все заметней бледнело. Как на тяжелой операции, он морщился, стиснул зубы, и острые скулы его заострились еще больше. Смотрел, как на сапог карабкается божья коровка, и ему казалось, что их две.

— Не знаю, как и что, но Варька для меня лучше сестры. Ты не обижай ее, а то я серчать буду.

Филипп криво и горько усмехнулся:

— Ладно, не буду. Только я ведь и не обижал ее. Спасибо, Семен, что сказал. Я хоть буду знать теперь…

К ним, с потным лицом, волоча за собой кнут, подскочил Захарка.

— О-о, дядя Семен, и ленивый ваш чалый! — Захарка даже покачал вихром и причмокнул. — Уткнется в канаву и стоит. Я его кнутом, кнутом — насилу отогнал.

— Уж такие они, паря, все руки обмочалишь. — Семен взял кнут и привстал. — Ну, пойдем, Филипп, а то он, поди, ждет нас.

И Филипп, разбитый, хмурый, тяжело поднялся…

Прапорщик Арчаков сидел за столом в своей домашней вышитой рубашке и что-то читал. В глаза ему через стекла окна падали лучи, и он низко нагибался. На стене тикали часы-ходики. Вправо от часов, под зеркалом, в крашеной фанерной оправе блестели застекленные фотографии: Василий на коне, Василий в кругу товарищей… Из-за зеркала выглядывали голубая Варварина лента и платок. В хате, кроме Василия, никого не было.

Филипп распахнул дверь и сощурился от солнца. Увидел конец ленты, крашеную рамку на стене и косой пробор молодого хозяина.

— Здорово дневали! — сказал Филипп, хлопнув дверью, и растерянно потоптался у порога.

Он только сейчас вспомнил, что встреча с Арчаковым для него не совсем обычна. Когда-то до службы они ходили друг к другу в гости, вместе бедокурили. Но после войны дружба уже не возобновилась. И хотя они открыто пока не ссорились, каждый носил в себе затаенную вражду. После митинга они еще не встречались, и Филипп не знал сейчас: подавать ему, как прежде, руку или нет? Он молча прошел к скамье и, глядя на часы, опустился.

Арчаков недовольно вскинул голову, ерзнул на стуле.

— Мы с тобой, Филипп, как чужие стали, — глухо сказал он и пошуршал бумагами, зачем-то перекладывая их с места на место. — Проклятая война все поломала, все пошло колесом! — С минуту он пристально глядел в глаза Филиппа, но в его далеких, устремленных внутрь зрачках не нашел ничего, кроме холодной отчужденности и безразличия. Болезненная осунутость Филиппова лица на мгновенье кольнула Арчакоза жалостью. — Ты хвораешь, что ли, Филипп? Что-то ты, брат, того…

Филипп, все еще мрачный после разговора с Семеном, угрюмо вертел цигарку.

— Чего ты мне накликаешь хворобу? Не думал пока.

Арчаков нерешительно побарабанил по столу холеными пальцами, почесал щеку, выбритую до глянца.

— Давно мне хочется, Филипп, поговорить с тобой, да все никак не соберусь, все некогда… — В спокойном и вкрадчивом голосе Арчакова Филиппу показались покровительственные нотки офицера к казаку, и Филипп, хмуря лоб, повозился на скамье. — А нам пора с тобой потолковать, давно пора. А то мы живем как волки, хоронимся друг от друга. А зря хоронимся. У меня есть кое-какие новости. Вчера я был у станичного атамана. Привез речь Краснова, нового наказного, ты ведь слыхал?.. Генерал Краснов… третьим конным корпусом командовал. Хочу вот с тобой почитать, обсудить. Ведь как-никак мы оба казаки. — Арчаков пытливым взглядом окинул Филиппа.