Читать «Донская повесть. Наташина жалость (Повести)» онлайн - страница 13

После митинга, когда Филипп привел агитатора к себе обедать, они сидели за столом, и Агевна, хлопотливо кружась по избе, угощала их своей стряпней. Филипп еще дорогой рассказал Кондратьеву, что он недавно пришел из казачьего полка, который, вернувшись с фронта, месяца три стоял в соседней станице: перёд весной казаки самовольно разбрелись по домам, а офицеры уехали в Ростов, в корниловскую армию; сказал Филипп и о том, что на службе он был членом сотенного казачьего комитета. Кондратьев говорил с ним откровенно, как с надежным человеком.

Красногвардейский отряд, из которого он приехал, стоит в ближайшем уездном городе. Отряд накапливает силы, укрепляется, а тем временем агитгруппа выехала в окрестные села и слободы для работы среди населения. Кондратьев, в частности, получил задание проникнуть в казачьи хутора, прилегающие к границе Донской области. Настроения казачьих масс хоть и были известны, но связь с сочувствующими слоями казаков была еще плохая и разъяснительная работа среди них почти не проводилась.

Обедая, Кондратьев, как видно, торопился. Он то и дело поворачивал к окну лицо, посматривал во двор.

Там, не отходя от трех оседланных лошадей, было еще двое поджидавших его. Один из них одет был во все гражданское, хотя это гражданское сидело на нем как-то по-военному: все было подтянуто, подогнано, плотно облегало фигуру; другой, стройный белокурый парень, — на вид не более девятнадцати лет — одет был с какою-то особой военной изысканностью. Захарка прыгал подле белокурого, тянул за ремень шашки; тот ловил его и, смеясь, подсаживал на седло. Агевна чуть ли не ежеминутно выбегала во двор, отгоняла от гостей «балагура» и совала им в руки пирожки.

— Вот, видишь, станичник… — сказал Кондратьев и от ополовиненной чашки щей отодвинулся в угол. Назвать Филиппа товарищем он стеснялся: знал, что для казака это непривычно. — Ваши офицеры не пошли к тещам в гости и пятки греть на печке тоже не пожелали. Говоришь, что они потянули к Корнилову. Наверное, что-нибудь думают делать. Спасать «единую и неделимую», то бишь помещикам вернуть землю, а фабрикантам заводы. А казачки скорее по домам, к женам под подол. Это как?

Филипп, пристукнув ложкой, посмотрел на Андрея (Андрей и Яков Коваль тоже сидели с ложками за столом, хотя и ничего не ели).

— Офицеры — другое дело, — буркнул он, уставясь на сапог Кондратьева, — офицерам ни сеять, ни пахать не надо. У них насеянного хватит. Им можно скакать взад-вперед. А тут… весна, а работать некому — одни старики дома. И так уж ничего не осталось: все поразорилось да поразвалилось.

— Но ведь твои старики жили без тебя! — Кондратьев поднял внимательные глаза и царапнул Филиппа острым взглядом. Тот даже съежился, заворочался. Но в ту же секунду из глаз Кондратьева плеснулась ласка, и боли Филипп не почувствовал. — Поживут и еще немного.

В избу вбежала Агевна. Она скорее почувствовала, чем поняла, о чем идет речь.

— Ох, миленький, куда вы его зовете? Каку таку канитель затеваете? — Она семенила около стола, пытливо взглядывала то на Филиппа, то на гостя. — Ведь он толички пришел со службы. Нешто можно! Смотри, Филя, не вздумай чего-нибудь.