Читать «Эпоха мертворожденных» онлайн - страница 162

Сестра так и не пришла.

Мать Григорьевича печально смотрела на всех нас с эмалированной фотографии на проржавевшем конусе со сваренным из арматуры крестиком навершия.

Все… Вот и попрощались.

ГЛАВА VII

Острая Могила

— Не знаю, Павел Андреевич, может, и личная обида примешивается… Наверняка есть и это. Но, по-любому, согласитесь — прав ведь! Здесь все такое — мелкое, приземленное, кугутское. Что культура, что всякие деятели, сам масштаб, абсолютно все — слова, дела, люди. Помню, говорили моему отцу: «Уезжай на север, на Дальний Восток — ты везде карьеру сделаешь, только не здесь». Так и случилось. Просидел всю жизнь в одном ПТУ, лямок пять тащил — заместитель директора, парторг, история, эстетика, обществоведение — конкретно ради будущих штукатуров, плотников и сантехников убивался. УМЛ при горкоме создал — десять лет его вел. Всех достижений — стопа почетных грамот, типа: «Лучший кабинет истории в системе профтехобразования УССР». Вы бы видели тот кабинет! Отец за последние десять лет помог с десятком, не меньше, кандидатских и докторских. Ему со всех раскопок Союза бакшиши тащили. Музей! Он же — не в дом, а на работу. Не куркуль — одним словом; полностью чуждый национальному менталитету человек. Не встраивался. Никак. Не украинец… Умер в пятьдесят с небольшим. Через год училище закрыли.

— Он у тебя, Деркулов, фронтовик — не ошибаюсь?

— Да. С сорок второго — вперед и с песней. Две войны, считая Маньчжурию.

— Где и кем воевал?

— Командир взвода минеров. С сорок четвертого — роты. Шестая гвардейская танковая армия. Бухарест, Будапешт, Вена, Прага. Потом Мукден. Капитан запаса. Ростовский государственный университет закончил на костылях. Впрочем, с инвалидностью до конца жизни ходил.

— Может, хватало ему?

— Не думаю… Последний инфаркт схлопотал, когда в родном горкоме в очередной раз прокатили с квартирой.

— И награды не помогли?

— Да какой там! Две Красные Звезды, «За-Бэ-Зэ» и пачка за освобождение-взятие, плюс юбилейного железа — навалом. У меня — та же хрень. За Афган — одна «Отвага». Причем не там дали, а через год после возвращения. На хер она мне — потом?! Я же ее не надевал ни разу! Зато, когда приехал, помню, пришел в свой Дворец спорта. Мой тренер подошел, обнял, потом отвел борт шинели и отвернулся со скривившейся мордой. Вот так… Не оправдал высокого доверия! Никогда не забуду — словно кипятком обдали. А ведь в нашем взводе каждый третий лег. Сам два раза умирал на госпитальной койке. И не заслужил даже теплого взгляда. Металлического кружочка на грудь вовремя не удостоился. Какая мерзость…

— Понимаю тебя, Кирилл Аркадьевич… — Нагубнов еще глубже осел в стул и уставился уплывшим вдаль взором в темный угол вагончика.

— Хотите историю, Павел Андреевич, как юного героя загребли в ментовку?

— ?

— Прихожу в центральный гастроном. Сто пятьдесят метров от дома. Протягиваю деньги на бутылочку «Коктебеля». Мне в ответ: «Паспорт!» Я уже об этой херне слышал, поэтому вместо паспорта протягиваю удостоверение о праве на льготы — там тоже печать, фотография, все как положено. Мне в ответ: «Паспорт! Тут нет даты рождения». Я, все еще вежливо, уточняю — знают ли они, что это за корочки? Отвечают: «Знаем! Но — похуй… Или — полный двадцать один год, или — иди в жопу, ветеран сраный». Вот так: умереть за Родину — можно, а бутылку взять, возвращение в семье отметить, — нет.