Читать «Средневековая андалусская проза» онлайн - страница 197

Говорит Ибн Бассам: «Шейх Абу Мухаммад ибн Хазм был великим знатоком и умелым мастером в сочинении посланий и стихов, и в этом искусстве не было ему равных, ибо обладал он обширными познаниями, Так что в его власти были все науки и искусства. Я не знал никого, кто быстрее его мог бы сложить стихи неожиданно, без всякой подготовки. Он написал множество стихов, и я собрал их, расположив в алфавитном порядке рифм. Приведу здесь некоторые из них:

Так, значит, судьбой зовется все, что мы в жизни встречали? Уходят радости наши, и остаются печали. Приятней было бы вспомнить мгновенные наслажденья, Когда бы нашу отраду тревоги не омрачали. Нас ждут великие муки, грозит нам день Возвращенья, Когда мы все пожалеем, что нас на земле зачали. Томят нас горькие думы, раскаянье угнетает, А песни былого счастья развеялись, отзвучали. О прошлом жалобно плачем, прельщаемся мы грядущим, И сами потом не помним, как с жизнью нас разлучали. И, разбередив былое, мы больше не понимаем, Что сердцу слова сулили и что они означали.

Он прочел мне как-то свои стихи:

Пускай, на радость завистнику, я сплющен судьбою-молотом, Достоинство сохраняется порой в алмазе расколотом; В горниле, где жар свирепствует, и на голове властителя — Всегда и повсюду золото останется чистым золотом.

Однажды я прочел его стихи, где он говорит о своей вере и о том, в чем видит истину, как подобает захириту:

Друг назойливый меня упрекает и корит: «Почему твоя душа пламенеет и горит? Видишь ты прекрасный лик, скрытого не распознав, И решаешься сказать, будто страстью ты убит?» Говорю в ответ ему: «Друг любезный, ты не прав, Потому что для меня много значит внешний вид. Очевидным дорожа, в явном истину ищу; Верит собственным глазам убежденный захирит!»

РАССКАЗ ОБ ИБН ШУХАЙДЕ

Говорит Ибн Бассам: «Я расскажу здесь о вазире и катибе Абу Амире Ахмаде ибн Абд аль-Малике ибн Шухайде и приведу примеры его стихов и прозы. Абу Амир был шейхом Кордовы, нашей великой столицы, и ее славным мудрецом, и началом и концом ее высоких устремлений, источником ее чудес и основой жизни ее, составляющей самую суть, и его можно было назвать славным сыном славы нашей державы и чудесной диковинкой, ниспосланной вращающимися небесами, усладой очей и чудом дней и ночей. Когда он вел веселые речи, казалось, воркует голубка, а когда случался серьезен, то слышалось рычание свирепого льва. Его стихи были нанизаны ровно и сверкали, словно ожерелье на прекрасной груди, а проза, казалось, благоухала мускусом и благовонной камфарой. Стоило ему произнести острое слово, и оно пронзало сердце, будто стальное острие копья, а если ему приходилось отвечать, то ответ его был быстрее взора, брошенного украдкой, и естественнее, чем дыхание.