Читать «Средневековая андалусская проза» онлайн - страница 179

Мир чувственный есть родина многого и единичного, и в нем постигается истинная природа их обоих; в нем и отдельность и соединенность, соединение и разъединение, согласие и разногласие. Но что может мыслить он о мире божественном, о котором нельзя сказать ни что он все, ни что он часть, относительно которого нельзя произнести ни одного слова, привычного для слуха, без того, чтобы не заподозрить в нем чего-либо противоречащего действительности? Что может он мыслить о мире, который может быть понят только тем, кто созерцал Необходимо сущего, и истинная природа которого известна лишь достигшему его? А что до слов его: «Так что утратил даже облик людей умных и отбросил закон уразумеваемого», — то мы соглашаемся с ним в этом и оставляем его с его разумом и его разумными людьми.

Ведь тот разум, который имеют в виду он и ему подобные, есть лишь разумная сила, исследующая отдельные вещи чувственного мира и затем извлекающая из них общие понятия. Умные люди, подразумеваемые им, как раз и являются теми, кто пользуется этим способом исследования, тогда как тот прием рассмотрения, о котором мы говорим, выше всего этого. Но пусть затыкает уши человек, не знающий ничего, кроме мира чувственного и его общих понятий. Пусть он возвращается к союзникам своим, которые «знают только очевидное, из этого мира, миром же будущим небрегут».

Если ты из тех, кто может удовольствоваться краткими намеками и указаниями такого рода на то, что содержится в Божественном мире, и не извратить их в то, во что их обычно извращают, то мы прибавим тебе еще нечто к описанию того, что созерцал Хайй ибн Якзан на вышеупомянутой стоянке людей, обладающих истиной.

Достигнув чистого погружения, полного исчезновения своего «я» и действительного соединения, он увидел, что высшая небесная сфера, за которой нет ничего телесного, обладает сущностью, непричастной к материальности. Сущность эта не есть сущность Единого, Истинного, ни сама небесная сфера, но не есть и нечто отличное от них обоих. Сущность эта как бы образ солнца, отражающийся в полированном зеркале, который не есть солнце, не есть зеркало, но не есть и нечто третье, отличное от них.

Он увидел у этой самодовлеющей сущности неба совершенство, блеск и красоту слишком великие, чтобы язык мог их описать, слишком утонченные, чтобы их можно было облечь в буквы или звуки. Он увидел ее пребывающей в беспредельном наслаждении, радости, счастии и веселии от созерцания сущности Истинного, Всеславного.

У следующей небесной сферы, сферы неподвижных звезд, он также увидел сущность нематериальную, также не являющуюся ни сущностью Единого, Истинного, ни сущностью самостоятельною высшего неба, ни самим небом, но и ничем другим, отличным от них. Сущность эта как бы образ солнца, отражающийся в зеркале, образ, падающий на него от другого зеркала, поставленного против солнца. У этой сущности он увидел такую же красоту, блеск и наслаждение, как и у сущности высшей сферы.