Читать «Отель на перекрестке радости и горечи» онлайн - страница 18

Джейми Форд

Бад приглушил музыку.

— Если б вы мимо проходили, я бы вас увидел.

Играл кто-то из современных исполнителей — Овертон Берри, угадал Генри по неизбывной печали в звуках фортепиано. Чем же объяснить свое долгое отсутствие? Всю свою жизнь, с юности, он был здесь завсегдатаем.

— У меня был сломан проигрыватель. — Так и есть, Генри не соврал. Да и ни к чему говорить, что полгода назад у него умерла жена, — здесь магазин джазовых пластинок, а не траурной музыки.

— Слыхали про отель «Панама»? — спросил старик-хозяин.

Генри кивнул, перебирая пластинки; от пыли хотелось чихнуть.

— Я там был, когда начали выносить вещи.

— Вот как? — Бад потер лысую черную макушку. — Я знаю, что вы здесь каждый раз ищете. Ох, да я сам давно отчаялся найти Оскара. Но тут поневоле задумаешься, верно? Отель стоит заколоченный… сколько уже — с пятидесятого года? Новая хозяйка его покупает, идет осматривать, а там — все это добро, столько лет пылилось. В газетах пишут, ничего ценного не нашли. Ни золотых слитков, ничего. И все-таки есть над чем поразмыслить…

Генри размышлял без перерыва с тех самых пор, как на его глазах вынесли первый пароходный кофр. С той самой минуты, как хозяйка раскрыла японский зонт.

Генри выудил пластинку джазового ударника из Сиэтла, Уэбба Коулмена, и положил на прилавок:

— На мой вкус, то, что надо.

Бад сунул старую пластинку в потрепанный продуктовый пакет, поднял глаза, видевшие за долгую жизнь немало горя, и протянул пакет Генри:

— За мой счет, Генри, — соболезную. Этель — замечательная женщина. Вы были прекрасной парой.

Генри слабо улыбнулся, поблагодарил. Даже в огромном Сиэтле кое-кто читает некрологи каждый день, а Международный район — и вовсе большая деревня. Здесь каждый знает все обо всех. И, как в любой деревне, если кто-то ее покидает, то навсегда.

9

Дим сум 1986

В выходные Генри решил прогуляться мимо старого театра «Ниппон-Кан». Под ногами хрустело битое стекло. Расписной шатер, некогда светившийся среди темных улиц, — теплый свет его детства, свет надежды — пришел в полное запустение, был завален патронами от лампочек и всякой рухлядью. Восстановят его или снесут? Неизвестно еще, в чем больше смысла. «Ниппон-Кан» пустовал уже не один десяток лет, как и отель «Панама». И, как отель, его тоже купили несколько лет назад и теперь перестраивали. Ходили слухи, что бывшее сердце японского квартала скоро превратят в автовокзал.

За все эти годы Генри так ни разу и не побывал внутри, даже не решился спустя сорок лет взглянуть, как открывают заколоченный кинотеатр.

Генри задумчиво смотрел, как рабочие выбрасывают из окна в мусорный контейнер мягкие сиреневые кресла. Наверное, с балкона. Не так уж много осталось, так что сейчас, пожалуй, последняя возможность пройти мимо кассы и увидеть старый театр кабуки в первоначальном виде. Что ни говори, заманчиво. Но пора идти в ресторан «Си Форчун», обедать с Марти, а опаздывать Генри не любил.

Этот старомодный ресторан Генри считал лучшим в китайском квартале. Он пристрастился сюда ходить много лет назад — здесь он словно возвращался в детство. И неважно, что, когда он пришел сюда впервые, здесь подавали японскую лапшу. Затем последовала круговерть хозяев-китайцев, и всем хватало ума не менять поваров — а значит, не менялась и кухня. «Постоянство, — думал Генри, — вот ключ к успеху в любом деле».