Читать «Ожидание: повести» онлайн - страница 142

Он поет, а глаза его, как у куклы, катаются туда-сюда. И вдруг, вороватые и бесхитростные, они находят то, что искали. На комоде нет ни поплавка, ни Витькиной карточки с гитарой.

Дом Харлаши прибран, как никогда. У дверей, под полочкой, даже цветной рушник болтается. И тюль на окнах. И цветочный горшок в синей бумаге с зубчиками, как при старухе. А Витьки нет. Исключен из этого дома Витька. Давно бы так!

— Отчего он мне не пишет, Лука? — остановив песню, с мужественной откровенностью спрашивает Харлаша.

Лука задерживает бутыль в наклонном положении над стаканом, думает, доливает и безапелляционно бьет ребром ладони по столу:

— Из-за бабы!

Харлаша вертит стакан в руках, не здесь его глаза.

— Построили они, скажем, себе домик, и баба лает: еще приедет, зачем он нам сдался?

— Я ему какой-то тайны не раскрыл, — думает вслух Харлаша.

— С бабы все начинается, бабой кончается, — умничает Лука. — Ты возьми меня для обстановки, кто виноват? Баба. Я еще с войны не приехал, а она уже водку держит. А сейчас: «не пей!» да «не пей!» Забыть не даст!..

Лука хитрит, Лука уводит мысли Харлаши в сторону, Лука резвится и шутит, а Харлаша не слушает его.

— Я ему много тайн сберег… Как низовка рыбу гонит… Как хамса задкует… Да какие это тайны? Что я знаю? Степь для хлеба, горы для орлов… А как жил и живу, передать не успел… Думал, и не надо… Сам видит…

— Черта с два видит! — кипятится Лука. — Ничего они не видят! Это называется у них — завертелся. А приедет хоронить: «Прости меня, батя». Не прощай!

Его хмельное буйство вызывает у Харлаши усмешку. В мелких складочках совсем тонут печальные глаза старика.

— Видать, поезда все не в ту сторону идут.

— Сел бы да поехал сам!

— А вдруг там и правда баба злая?

— Гордый ты очень!

— Пусть…

— Общественности скажи! — орет Лука. — Нехай ему будет стыдно!

— Я виноват, мне и стыдно.

— Нынче дети такие, что без общественности с ними не сладишь. Общественность — сила!

Лука опять припадает к стакану и сбивается с мысли, веселеет, смеется, рассказывает:

— Это я по себе знаю. Уж я-то от нее натерпелся, черт ее дери!.. В тридцать втором кого хотели сделать председателем «Сельди»? Луку. Приехал главный всей кооперации Коробченко.

— Бородченко, — поправляет Харлаша.

— А хрен с ним! — заливается Лука. — Не об нем речь. Обо мне. Так и так, говорит, Лука Авраменко такой-сякой, делу предан и морально устойчив… А общественность ему что? «Морально, — отвечает, — устойчив, а на ногах стоит слабовато…»

— Живот с тобой надорвешь, Лука!

— Тебе смех, а мне — слезы… Тебя выбрали, а меня послали на лекцию… Приезжаю, ни жив ни мертв, стыдно глаза поднять, огляделся, а там — одни бухарики сидят… Два часа доктора слушали, как пить нельзя, а потом — в буфет. Туда — бегом, а домой уже — по-пластунски… С песнями. Разве ж можно нас вместе собирать? Медицина.